Ну а еще примерно через неделю я открыла свой почтовый ящик и обнаружила толстенную газету. Достала – и остолбенела, потому что были в ней сплошь иероглифы. Я вертела удивительную газету и ровным счетом ничего не соображала. Дома бросила газету на стол. Малость придя в себя, вспомнила, как сказала Сергею Петровичу: хорошо, мол, что не на японском – и рассмеялась. И где он только ее раздобыл?! Почти успокоенная, я внимательно рассмотрела газету. Но что в ней можно было понять, когда одни иероглифы в столбик и только три предложения на английском языке на первой полосе? Да и они, будто специально для меня подобранные: «Вы не будете плакать, не правда ли?» Нет, говорю себе, кажется, вслух, – плакать не буду. Второе – что-то насчет летающей тарелки, которая во дворе приземлится. Не больше и не меньше! А третье – про привидений то ли в соседнем подъезде, то ли в соседнем доме… Впечатляюще, чего там! Самое противное, что фразы эти пророческими оказались. Но это уже другие истории.

Отчего получение газеты с иероглифами повергло меня в шок – сегодня трудно сказать. Скорее всего сработал эффект неожиданности. Разглядывая картинки и фотографии, я пришла к выводу, что издание все-таки японское. Не то чтобы я запросто могла отличить японские иероглифы от китайских, но в выходных данных обнаружилось слово «Токио» на английском языке, а так же число, месяц и год выхода еженедельника. Самое поразительное состояло в том, что газета была свежая, то есть напечатанная буквально два дня тому назад. Снова в памяти отчетливо всплыл разговор с Сергеем Петровичем про литовскую газету и мои слова: «Хорошо, что не японская». В процессе изучения таинственно попавшей в мой ящик газеты я все больше злилась на Сергея Петровича. Наконец накрутила себя так, что позвонила ему домой, – а дело было в субботу, – и высказала все, что про него думала. Думала же я плохо. В основном, это сводилось к тому, что он окончательно зарвался и, главное, – откуда выкопал в Новосибирске свежую японскую газету?

Сергей Петрович свое участие в данном событии снова полностью отрицал и вроде бы сам пребывал в изумлении. Более того, убеждал меня, что в нашем городе достать подобное издание попросту невозможно. Поверить я ему, конечно, не поверила, но зерна сомнения он в мою душу заронил. В те годы я частенько покупала в киосках иностранные газеты на французском, английском, польском языках и, действительно, не попадалось ни одной газеты с иероглифами – такое чудо я сразу бы отметила.

И настолько меня выбила из колеи эта дурацкая история с японской газетой, что ни работать, ни даже думать ни о чем больше я в тот день просто не могла. Такое состояние было, словно по голове чем-то оглоушили. Плюнула я на все, позвонила подруге своей Наташе и вместе с чертовой газетой отправилась к ней в гости. Изучали мы экзотический сей экспонат, попивая сухое вино и закусывая дымом болгарских сигарет, со всех сторон, и в конце концов Наташа предложила показать газету своей сослуживице Ольге, мать которой после революции жила в Харбине, знает китайский язык, немного понимает по-японски. На том и порешили.

Стоит отметить, что Наташа с Сергеем Петровичем знакома и тоже заподозрила в странных событиях, о которых я рассказываю, его туманный след. «Может, ему как психиатру интересно за твоей реакцией понаблюдать?.. Он, конечно, отрицает, но ведь сама знаешь, что он шутки шутить горазд!» – предположила она.

Мне и самой очень бы хотелось так думать, да только концы с концами не совсем сходились. Когда я говорила с Сергеем Петровичем по телефону, мне показалось, что он озадачен не меньше меня, и даже более того – заинтригован происходящим. Но если не его рук дело, то откуда на мою бедную голову свалилась эта проклятая газета? Вот если кто-то подслушал наш с ним разговор, потом раздобыл свежую газету с иероглифами и подбросил в мой почтовый ящик, тогда… Но, повторяю, достать свежую японскую газету в Новосибирске в начале 90‐х годов было практически невозможно.