Повернулся – и тут же наткнулся взглядом на здоровенный кукиш, принадлежавший на удивление маленькому, но твердо стоявшему на земле комсомольцу с несуразно громадной, вытянутой в сторону кружавчатых облаков рукой. Меня безжалостно поволокло вдоль длиннющей руки, на ходу я успел познакомиться с комментарием к кукишу. Надпись гласила: «Есть ли бог?» Речь шла о назначенном на среду диспуте, устроенном одесскими безбожниками, и кукиш являлся недвусмысленным ответом молодежи страны Советов на этот извечный вопрос. В следующий момент меня притиснули к изображению какого-то косоглазого, напоминавшего японца, медиума в буржуазном цилиндре и во фраке. Это уже потом я сообразил, что судьба неспроста подтолкнула меня к афишной тумбе, а тогда, сражаясь со злополучным мешком, я не пожалел сил, чтобы затормозить и выяснить, зачем этот подозрительный японец-прорицатель приехал в Одессу, где негде спрятаться от мешков с рыбой!

На красочной афише было броско начертано: «Едет Мессинг!!!» – ниже, мелким шрифтом: «Встречайте в городской филармонии!»

Одесса, приготовив подобный сюрприз, одним махом заставила меня забыть о долге, о необходимости следить за иностранным шпионом. Во мне проснулся мальчишка, когда-то страстно увлекавшийся тайнами фотографических портретов. В сравнении с психологическими опытами Мессинга охота за Шеелем показалась мне скучным и даже отвратительным мероприятием. Протрезвев, в отместку за навеянное капитулянтство я решил потребовать у Вольфа Григорьевича контрамарку.

А то и две.

Как только натиск торговок ослаб и мне наконец удалось выбраться из-за тумбы, я направился к трамвайной остановке. На ходу принялся стряхивать грязь с плаща, и в этот момент до меня донеслись звуки музыки. Я поднял голову – со стороны Привоза к вокзалу приближалась армейская колонна. Скоро стали различимы слова:

Прежде чем остолбенеть, я еще успел подумать – вот как тебя, Николай, встречают в солнечной Одессе! В следующее мгновение до меня дошло, что направляющим во втором ряду вышагивает разыскиваемый по всей стране шпион и террорист Василий Неглибко, он же Алексей Шеель, во все горло распевавший:

В те годы я уже считал себя тертым калачом и, как бы это ни выглядело нелепо, готов поклясться – Шеель пел от души. Особенно ему, умело схоронившемуся в военном училище имени Клима Ворошилова, удавался лихой посвист в конце припева. По пути в управление, осмысливая чудеса и загадки, которыми с первых минут пребывания щедро одарила меня прекрасная Одесса, я пришел к выводу, что с этим певуном необходимо держать ухо востро. Этот Шеель-Неглибко был тот еще фрукт. Он не то что причастность к шпионажу – шило способен в мешке утаить.

Прибавьте к этим двусмысленностям ворох других фактиков. В агентурной записке, представленной информатором, внедренным в училище, сообщалось, что курсант Неглибко перед самым отбоем убеждал товарищей по казарме «в важности скорейшего овладения безвоздушным пространством, без чего пролетариату не добиться победы во всемирном масштабе» (источник Минарет). В другом документе внимание куратора обращалось на курсанта Н., который в споре – как долго продлится надвигающаяся война и успеют ли они, курсанты, попасть на фронт? – заявил: «Успеем, ребята. Навоюемся досыта и, возможно, на своей территории». Курсант Неглибко поправил скептика: «Война будет скоротечная и победоносная. Главное – успеть отличиться и получить орден» (источник тот же).