– Слава богу, что утюг лишь скользнул по голове и спине. Если бы носком ударил в темя, всё, конец! – подвела итог разговора мать.

Это происшествие, связанное с полатями, было у Егорки не единственным. Русская печь была справа от входной двери. Вдоль печи стояла деревянная лавка. В углу между печью и стеной на скамейке стояло помойное ведро, а над ведром висел рукомойник. Зимой здесь умывались, а летом рукомойник вешали на улице. Егорка немного подрос и стал пытаться залазить не по брусу, а непосредственно с печки, ложась животом на край полатей и уцепившись за что-нибудь лежащее на полатях. Однажды нога соскользнула с бортовой доски печки, и он упал сначала на скамейку, а далее – на пол. При падении одна нога попала в помойное ведро, которое свалилось на пол и пролилось. Испугавшись гнева матери из-за пролитого на пол ведра, не чувствуя боли, Егорка вскочил, быстро вскарабкался на печку и, сильно оттолкнувшись от неё, запрыгнул на полати. На грохот из горницы вышла мать. Увидев упавшее ведро, она взяла тряпку и стала собирать воду с пола, ругаясь на Егорку:

– Что же ты натворил, поросёнок! Свалился что ли? Ничего не сломал?

– Нет, – ответил Егорка, но одна нога и рука начали побаливать.

С тех пор Егорка понял, чтобы залезть на полати нужно сильно оттолкнуться от бортовой доски ногами…

С кошками на полатях Егорка враждовал. Поначалу он ничего не имел против, играл с ними, но однажды любовь к кошкам закончилась. Он лежал на полатях и долго оглаживал лежащую рядом Мурку, проводя рукой по её спинке туда и обратно. Вдруг Мурка ощетинилась и прыгнула ему в лицо. В памяти отпечаталась оскаленная, усатая кошачья морда с острыми зубами. Егорка машинально отмахнулся рукой и отбил нападавшую кошку, а затем сбросил её с полатей. Рассказав об этом матери, он получил ответ:

– Ты, наверное, её против шерсти гладил, вот она и озлобилась.

Выражение «погладил против шерсти» стало ему понятным. После этого случая, залезши на полати, он первым делом проверял, нет ли там кошки. Увидев, он безжалостно хватал её за шиворот и сбрасывал на пол. При этом удивлялся, как бы он ни бросал кошку, она всегда мягко приземлялась на лапы…

Пространство между брусом и потолком было отгорожено занавеской, поэтому не было видно, что и кто находится на полатях. Этим Егорка пользовался, это был его пункт подслушивания и наблюдения. Летом до захода солнца родители копошились по хозяйству, а зимой взрослые собирались на кухне и вели беседы. В такие вечера Егорка тихо, как мышь, лежал на полатях, иногда притворялся спящим, а сам слушал.

Зимой у Палиных всегда квартировали трактористы, приехавшие в МТС для капитального ремонта своих тракторов.

Чаще всего это был Василий Тузовских и его сменщик из деревни Красилово. Комбайн Юрия был приписан к полям этого колхоза, а они буксировали на тракторе его комбайн во время уборки. Василий к тому же был Егоркин лёля.

Утром трактористы уходили в МТС, а вечером приходили чумазые, снимали свои промасленные телогрейки, ватные брюки, умывались, надевали чистую одежду, и после ужина начинались кухонные беседы. Отец при свете керосиновой лампы всегда что-нибудь делал. Чаще всего он особым образом сидел на положенной на бок табуретке, подстелив телогрейку, и подшивал чьи-нибудь пимы или смолил дратву. Мужики курили, разговаривали между собой, а иногда им удавалось «расколоть» отца на военные воспоминания.

Необходимо сказать, что в 1950–1960 годы рассказы о войне были не в моде. Всё население страны либо воевало, либо работало в тылу на пределе человеческих сил. У всех были самые неприятные и тяжёлые воспоминания об этом времени. Зачем было вспоминать об этом? Хотелось, наоборот, забыть о годах войны. Военные рассказы интересовали только молодых, не воевавших мужиков.