Жангир провел у него в плену недолго, через год его выкупили. Но он еще долго не мог претендовать на престол. Вожди казахских родов предпочли обвинить его в поражении, отвергая любую мысль о своей причастности к этой трагедии.

Плен оставил в душе Жангира отпечаток. Будучи свободолюбивым воином, он возненавидел ойратов. За то время, пока он сидел в клетке в ставке ойратского хунтайши, он успел увидеть те унижения, которым подвергали его соплеменников. Именно тогда он поклялся отомстить, и он посвятил этой клятве всю свою жизнь, до последнего вздоха защищал землю своих предков.

Но не он один был такой. Говоря о военачальниках, мы совсем забываем о простых людях. Их судьба в это тяжелое время была полна страданий. Невозможно описать словами всю боль, охватывавшую людей от бессилия, когда орды ойратских грабителей убивали их родных, выжигали их аулы, а пленных угоняли в рабство.

Джунгары держали рабов в огромной яме, выкопанной в земле и закрытой решетчатой клеткой. Там, внутри, не было никаких условий для жизни. Люди умирали в первые же дни рабства, хотя большая часть пленных погибала еще по дороге. Рабов ойраты продавали в Китай и в Бухару. Выживали лишь самые стойкие, но и их дальнейшая судьба была почти неотличима от бессмысленного существования животных.

В одной из таких холодных и вонючих ям, в самом углу сидел молодой юноша 11—12 лет. В зиндане было темно, но мы можем сказать точно, что на нем были лишь рваные штаны, которые грязными кусками свисали вниз. Его тело было покрыто шрамами и на коже были заметны следы от многочисленных побоев. Он сидел молча и о чем-то думал. В другом конце клетки кто-то стонал, мальчик же был полностью погружен в свои мысли.

Он помнил тот день, когда по степи разнесся топот чужих копыт. Мать готовила баурсаки, он даже сейчас помнил, какой чудесный аромат хлеба разнесся по всей округе. Он любил смотреть за процессом приготовления, иногда он тихо подкрадывался к очагу и пытался утащить из чашки готовые баурсаки. Мать всегда ловила его на этом, но делала вид, что не замечала его ловких проделок. Всю добычу он делил с Сункаром, белым псом породы тазы. Тот с радостью разделял с хозяином трапезу, а потом тыкался своим влажным носом в его ладони.

В тот день все было как обычно, когда послышался далекий топот копыт.

– Кто-то едет? – он посмотрел на мать.

Она была встревожена. Еще бы, отец должен был приехать вместе с другими всадниками только к вечеру. Он было подумал, что это случайный путник, коих было много в степи, но потом понял, что судя по приближающемуся топоту, всадников было много. Он хотел выбежать навстречу, но мать остановила его. Она подхватила его и спрятала в юрте за сундуком, под лежащими одеялами. Сама же она выскочила на улицу.

Он помнил свои чувства и даже мысли, которые проносились в его голове, когда он лежал там. Он не мог представить, что это кто-то чужой. Но, кто? Он помнил, что несколько месяцев назад, к отцу приезжали аксакалы из других родов, они говорили что-то об ойратах. Значит, это были они?

Но вот топот стал ближе и отчетливее. Ему захотелось вылезти наружу, посмотреть, кто же это. А тем более, если это ойраты, то дать им отпор. Негоже казахскому сарбазу, сыну батыра прятаться. Он должен был защищать свою мать и других женщин аула. И он вылез, открыл сундук и вытащил со дна маленький кинжал. Кинжал был его личным, подаренным ему отцом. Отец учил его боевым приемам с мечом и с кинжалом. Теперь он готов был их применить.

Он вздохнул и выбежал наружу. Там он увидел своего отца и других воинов аула. Значит, они вернулись раньше. Он побежал к отцу, и только тут заметил, что лица были у всех взволнованы. Он услышал только край разговора: