Темная людская масса, подобная безликому монстру вздрогнула и отхлынула от алтаря богини – овальной площадки, выложенной из гладкого черного базальта.

Суеверный страх перед могуществом жрецов был еще очень силен у геутов. Верховный жрец, потрясая посохом, громовым голосом прокричал:

– Остановитесь! Опомнитесь! Не чините святотатства на глазах Вашей матери!

Послышался возмущенный ропот и негодующие крики:

– О чем говоришь, Итеррус?! Кто и посягнул на святое, так это гнусные выродки – тироны! Смерть насильникам! Смерть!

Геуты, жаждущие мести, потрясая мечами, топорами, копьями, надвинулись на кучку людей, которые в страхе жались к гигантским ногам – колоннам Всематери. Гранитная статуя богини гордо восседала на каменном троне позади алтаря. Озаренное светом, исходящим от большого, кроваво– красного изумруда, инкрустированного в ее корону, покрытое лавовой краской, гранитное лицо великой матери, зловеще улыбалось.

Итеррус обрушил громы и молнии на головы мятежников, которые собирались пролить кровь тиронов в священном месте.

– Нечестивцы! Опомнитесь! Пока не поздно – отступите! Или вы испытаете гнев богини!

– Неужели, Итеррус, ты не понимаешь, что эти негодяи достойны смерти!– гневно выкрикнул заводила толпы, хмурый бородатый крепыш, с топором в мощной, волосатой руке. На его смуглом лице, ярко сверкали, наполненные лютой ненавистью, черные глаза. Обернувшись к напиравшей сзади толпе, он проревел:

– Слушайте братья! Этим кровососам мало того, что они забирают у нас даже крохи. Наши семьи голодают, пока тироны жируют и набивают свою мошну. Разве это справедливо?!

Свирепый вопль геутов вспугнул птиц, ютившихся под куполом храма. Бородач, хрипло дыша, с ненавистью глянул на белых от страха тиронов и, потрясая топором завопил:

– Так нет, братья! Им этого мало! Они решили забрать у нас самое ценное. Проклятые ублюдки обесчестили наших дочерей! Убьем их, братья! Спасем нашу честь!!

Взбудораженные речью зачинщика восстания – старшины мясников по – имени Кихон, геуты вопили и потрясали оружием, но все – же не решались ступить ногой на священную площадку, на которой имели право находиться только служители богини. В воздухе носились проклятья. Благородные конны – наместники, жались к гигантским ступням Всематери, словно ища у нее защиты от разъяренной толпы.

Никто из них даже не мог предположить, что так чудно начавшийся день мог закончиться кошмаром.

Главный наместник – толстяк Булльфор вспомнил утро, когда охота, устроенная для коннов, завершилась роскошным пиром в замке наместников. Толстяк облизал губы и сожалением подумал, что похотливые молодые соправители помешали ему насладиться кабаном, нашпигованным грибами с картофелем. Не попробовать ему больше нежного мяса косули, поджаренной до золотистой корочки. Да и вместо вина десятилетней выдержки с медовым вкусом ему придется хлебнуть собственной крови. И все это из– за паршивых кобелей, решивших повеселиться с несколькими служанками – геутками. А ведь он предупреждал болванов! Но разве могли они слушать старика при виде юных женских тел? Мог он предотвратить восстание геутов, если – бы тогда отрубил их причиндалы. Но не сделал этого. Вот теперь и расплата за чужие грехи.

Булльфор с ненавистью посмотрел на соправителей. Бледные, с трясущимися губами и руками, они совсем не походили на своих воинственных мужественных предков.

– Измельчало племя. Выродилось – подумал толстяк – Словно разбавили проклятые маги наше семя плохим вином. Может – это и есть их проклятие?

Сам Булльфор еще помнил времена своей воинской доблести. Вот только многолетняя изнеженность, чревоугодие превратили его в неповоротливого тюленя, неспособного дорого продать свою жизнь. Но ведь он за нее хорошо заплатил.