Варя смутилась.

– Нет, нет, – покачала она головой. – Обойдёмся без сопровождения. Обещаю, что не заставлю себя ждать.

Архитектор шутливо развёл руками:

– Извини, Нонна, но в моих услугах не нуждаются.

– Что ж, пусть будет по-твоему, но имей в виду: если ты не вернёшься, я сама за тобой приду, – шутливо пригрозила Варе Теплова и отправилась встречать новых гостей, уже выходивших из машин.

Войдя во двор, Варя увидела на крыльце Анну Ильиничну, сидевшую с вытянутой ногой, которая у неё была в гипсе, на табурете. Рядом, у стены, стояли костыли. На каждой ступеньке крылечка лежало по кошке. Две из них: чёрная, с белой грудкой и такими же белыми лапками, по кличке Лушка, и бело-рыже-серая, Муська, были тёткиными и приходились друг другу матерью и дочкой, двух других Варя видела впервые.

– Вот, полюбуйся, к моим красавицам женихи на свидание пришли, – кивнула на представителей кошачьего семейства Анна Ильинична. – Дымчатый – это Плетнёвых, а в полоску – Исаевых. Полосатый второй год к Лушке бегает, а дымчатый только этой весной ходить начал к Муське. Каждый день покоя не даёт. С утра приходит и под окнами мяукает.

– Постоянство – редкое для наших дней качество, – заметила Варя.

– А я тебе баньку протопила, – сказала Анна Ильинична.

Варя с укоризной посмотрела на тётку.

– Ну не могу я без дела сидеть! – жалобно произнесла Анна Ильинична. – Я тебе и халат, и полотенце чистое в предбаннике положила.

С удовольствием смыв с себя накопленную за день грязь, Варя вошла в дом и принялась переодеваться.

– Ты куда? – удивилась тётка. Она сидела на диване и, изредка поглядывая на работавший телевизор, вязала. – Я думала, ты с ночёвкой приехала.

– Так и есть, – сказала Варя, – с ночёвкой. Просто меня на званый ужин пригласили.

– Вот оно что… – протянула Анна Ильинична. – Званый ужин. Никогда в нашей деревне никто званых ужинов не устраивал.

– А Ерёмины? – улыбнулась Варя. – Когда ещё жена вместе с ним в Кисловку на лето приезжала?

Анна Ильинична покачала головой:

– Она ни с кем в деревне близко не общалась: только здравствуйте и до свидания. При ней они к себе в гости не звали, да и сами не ходили. Им этих гостей в Москве, как она говорила, в течение года хватало. Они сюда отдохнуть от людей ездили. Очень царственная дама была, по дому никогда ничего не делала. В Москве у неё домработница была, да и не одна, а здесь к ним Домна Григорьевна готовить и стирать приходила.

– А чем тогда жена поэта занималась? – спросила Варя.

– Книжки разные читала, журналы. Загорать любила.

– Может, она варенье варила?

Анна Ильинична отложила вязанье в сторону.

– Какое варенье! Она на диете была. Одними овощами и творогом питалась. Правда, помню, одно лето к ним художник из города зачастил. Портрет её писал. Они этот портрет в Москву осенью увезли. А вот когда Платоныч здесь окончательно осел, художник к нему каждый год на месяц стал приезжать. Только уже не портреты рисовал, а речку, луг, лес, палисадники наши, на покос со мной любил ходить. Он по молодости худой был, необихоженный, а потом со временем так изменился, что и не узнать его стало: пополнел, подобрел, машиной обзавёлся.

«Видимо, это его картина висела в кабинете», – подумала Варя.

– Помню, лет пятнадцать назад девушка с ним приезжала. Молодая, красивая, только высокомерная очень. Так на меня посмотрела, когда я прибирать пришла, словно я не человек, а пустое место. Пока я полы мыла, она в гамаке лежала, клубнику ела, а он сидел напротив и рисовал её. Я потом как-то пошутила: «Что-то вашей музы не видать», а он аж в лице переменился. Мрачным сделался. Видно, девица эта ему от ворот поворот дала. Ну а потом он ездить к Платонычу перестал. Давненько я его не видела. Наверное, умер, а может, в другой город уехал или в другую страну.