Сержант отвёл взгляд на нас и даже слегка улыбнулся. Он даже не дрогнул, когда горячий металл коснулся его груди, добавив ещё один шрам в его и без того бесчисленную копилку старых ран. Печать с шипением выжгла на коже витиеватый рисунок, и заняла эта процедура гораздо меньше времени, чем я предполагал. Уже через несколько секунд Кроули поднялся на ноги и продемонстрировал всем нам пока ещё чёрный от нагара чуть дымящийся шрам в области сердца, изображающий герб Ахариамского королевства – сидящего на троне величественного льва с расправленными за спиной орлиными крыльями и ветвистыми лосиными рогами, частично сокрытыми мощной гривой и сияющей зубчатой короной.

– Во славу Ахариама! – воскликнул сержант, трижды ударив себя кулаком грудь по новоиспечённому во всех смыслах шраму.

Пример Кроули вдохновил остальных рекрутов, и дело пошло куда быстрее. Каждый новобранец подходил к Инквизитору с уже снятой рубахой, подставлял оголённое тело, получал свою порцию белого жара и отходил в сторону. Кто-то молчал, скривив лицо. Некоторые мычали от боли, стиснув зубы. И гораздо меньше было тех, кто откровенно кричал. Один из рекрутов от прикосновения к себе металла резко дёрнулся вперёд, да так, что клеймо соскочило по груди и животу, остановившись лишь где-то в области паха. Мало того, что у бедолаги теперь останется длинный ожоговый шрам, так ему ещё и провели процедуру повторно, теперь уже при помощи двух держащих его за плечи офицеров.

Гром, в своём стиле, стал паясничать и после процедуры попросил также отпечатать ему герб королевства на правом плече, и просьба его была исполнена без каких-либо пререканий. Когда же очередь дошла до меня, я старался сделать всё быстро: в одно движение стянул рубашку, немедленно опустился на колени и сразу же отвёз взор в сторону. Краем глаза я видел, как человек в чёрной мантии достаёт из раскалённых углей кострища свой инструмент, как он подносит его ко мне и что-то тихонько нашёптывает себе под нос. Мне казалось, что я сдержу любую боль, но на всякий случай стиснул зубы так, что за ушами затрещало. И когда металл прикоснулся к моей коже, произошло что-то неладное.

Над головой словно прогремел гром, оглушив меня и ослепив. Перед глазами всего на миг появилось какое-то смутное видение, но из-за смятения и очень быстрого исчезновения наваждения я ничего не разглядел. Боль прошибла не грудь, но голову и глаза: мне казалось, что вот-вот – и глазные яблоки взорвутся, а содержимое черепа вскипит, как суп, и вытечет через все отверстия в черепе.

Одновременно с моментом клеймения меня с силой откинуло назад, как будто кто-то ударил меня мощным пинком или чем-то дробящим вроде булавы или молота. Теперь к головной боли прибавилась ещё и боль спинная: я хорошенько приложился поясницей в гору сложенных поленьев для костра. Всё это произошло так быстро, что никто не понял, что именно произошло.

Я тряхнул головой, сморщился от обилия очень неприятных ощущений и оглядел всех вокруг. Все молча смотрели на меня, и на лицах каждого застыло то ли недоумение, то ли страх, то ли что-то среднее между этими двумя эмоциями. Даже обычно незыблемый и беспристрастный Кроули, казалось, по-настоящему испугался. Никто не двигался ещё несколько секунд, после чего некоторые отступили на пару шагов назад, не желая продолжать ритуал клеймения.

Человек в чёрной мантии отбросил инструмент и медленно подошёл ко мне. Присел рядом и взглянул на ожог на моей груди. Затем скинул с себя капюшон, взглянул мне в лицо, и, проведя ладонью перед моими глазами, произнёс лишь одно слово: