После ухода из школы выпускнику было запрещено появляться в ней снова, если только он не стал визирем или муфтием.

«Его министров, – писал Макиавелли, – происходивших из рабов и крепостных, трудно подкупить, да и это принесло бы мало пользы… Тот, кто атакует турок, должен помнить, что они очень дружны… но если когда-либо турки будут разгромлены на поле боя так, что не смогут восстановить свои силы, то им останется опасаться только одного – султанской семьи».

Подростки не были рабами. Сам Сулейман был сыном женщины, которая считалась рабыней, а сейчас стала матерью султана. Подростков учили быть одновременно воинами и деятелями, способными выполнять административные функции. Султана учили руководить ими. Его и подростков связывала взаимная лояльность.

Они поднимались после ночного сна, когда сторож проходил по спальным помещениям, зажигая свечи. Полчаса отводилось на то, чтобы помыться под медными кранами над мраморными мойками – закрытая школа была оснащена теми же удобствами, что и дворец, надеть легкие туники, шаровары, мягкие комнатные туфли и тюрбаны. Их личные принадлежности содержались в больших деревянных сундуках, которые одновременно служили и партами. На крышке каждого сундука лежали тетради и книги между двумя горящими свечами, а подросток устраивался перед ними на коленях.

По истечении получаса после первого проблеска зари начинала звучать музыка. Во втором дворике оркестр янычар играл утренний подъем для султана. Бодрящую мелодию создавали перезвон колокольчиков на шестах, пронзительные звуки флейт и пение басов.

В перерыве один из наиболее способных певчих громко читал отрывок из Корана: «Скажи: я укроюсь под защитой Господина людей, властителя людей, Аллаха от злого шепота тех, кто богохульствует…»

Как только меркли последние звезды, произносилась команда, и подростки, молча выстроившись в шеренгу, семенили с руками, скрещенными на груди, в мечеть школы для утреннего намаза.

Затем начинался рабочий день. Через два часа после восхода солнца в первый раз подавалась еда, состоящая из супа, жареной баранины и куска хлеба. Так происходило всегда, этой пищи было достаточно, чтобы поддерживать силы учащихся школы.

В классах они обменивались шутками. Спальное помещение, которое однажды занимали египтяне, получило название «стойло для блох». Когда учеников спрашивали, как прошел день, они мрачно отвечали:

– Мы отдыхали от учебы, изучая приемы борьбы и верховую езду, от тренировок – игрой на музыкальных инструментах. Во время еды нас развлекали проповедники, а во время сна будили ночные сторожа.

Когда наступала темнота, начинались вечерние занятия в спальных покоях. Подросток мог выбрать себе занятие по вкусу при условии, что он успевает в изучении религии, философии, математики, физкультуре и военном деле. Но и в это время преподаватель, живший в комнате с вывеской: «Тот, кто учит», зачитывал список поощрений и наказаний для учащихся за прошедший день. Наказания назначались разные – от публичного распекания до порки деревянными прутами. Однако к нему относились с величайшей осторожностью. Если преподаватель проявлял в отношении подростков чрезмерную жестокость, он сам мог подвергнуться публичной порке или отсечению правой руки.

Однажды Сулейман пожелал увидеть подростка, который отказался надеть «облачение чести», выдаваемое за хорошую учебу. Восемнадцатилетний Мехмет Соколли попросил вместо облачения разрешить ему навестить родителей. Ему не позволили. Кроме того, в прежние годы Соколли много раз заслуживал наказания.

Случай заинтересовал Сулеймана потому, что в свое время Ибрагиму разрешили выходить из школы на свидания с отцом.