Поэтому я просто дышу.

Дышу…

Когда эта рыжая ошибка природы встала надо мной, хотелось прошипеть: «Исчезни, Урод». Я посмотрела на него исподлобья, а он спросил своим высоким вибрирующим голосом, будто открыл тяжелые ставни с проржавевшими петлями:

– Может, кофе?

Я сглотнула, не понимая. Он со мной заговорил? Просто взял и осмелился с кем-то заговорить? Предложить кофе? Наблюдать сверху, как я реву?

Как он посмел? Просто заговорить с кем-то, кто его презирает. Считает его изгоем. Как он мог просто спросить меня о чем-то? Разве он не чувствует к себе того же, что и мы все к нему? И разве он не чувствует к нам всем то же, что и мы к нему?

Не меняясь в своем омерзительном лице, он развернулся и пошел к двери. Я вытерла щеки и встала к окну, отодвинула тяжелую пыльную занавеску. На улице было солнечно и пусто, холодно и гадко. На мутную серо-голубую улицу падали отвратительные призрачно-желтые лучи солнца. Это как его глаза: блеклые овалы в кольце желтых ресниц.

Дверь тихо хлопнула, впустив Урода с пластиковой чашечкой. Тут же запах, что сводил мои мысли судорогами пару часов назад, заполнил нос, горло, проник в легкие, уже расшифровавшись в нечто томительно-привлекательное.

– Горячий, – предостерег он, протягивая стаканчик.

Я не успела сделать вид, что не беру. Руки потянулись раньше, чем я смогла одернуть себя. Избегая его взгляда, я смотрела в бежевую пенку на поверхности и вдыхала аромат. Вдыхала, вдыхала и вдыхала… будто у меня вместо легких газовый баллон, и я могла сохранить этот аромат в себе. Законсервировать на потом.

Я отвернулась к окну, обхватив горячий стаканчик ладонями. Постепенно, медленно боль проникала все глубже, сквозь кожу и мышцы, к самым костям. Это мне в наказание за то, что я не могу поблагодарить. Да, я не могу сказать Уроду «спасибо» за чашку кофе, о которой мечтала последние часы.

Когда за спиной тихонько хлопнула дверь, я вздрогнула и обернулась. Я осталась одна. Он ушел.

Стало спокойно. Останься он здесь, я испытывала бы чувство вины из-за собственной неблагодарности. А так – он просто ушел. Будто и не было его. Вот и хорошо. А мне работать надо.

«Ты куда пропала? Мы в «Винстриме»» – сообщение SMS. Подняв взгляд на последнюю, третью статью, я сжала телефон.

Я действительно забыла или просто не хотела вспоминать, что у Аньки День рожденья? Именно об этом она намекнула вчера утром.

Она сказала: Курсач горит. Не успеваю.

Она подразумевала: Ты не можешь подарить мне ничего, кроме этого…

Она не произнесла это вслух, но все и так было ясно. Я хотела об этом забыть и почти забыла.

На улице еще светло. Они в «Винстриме». Они празднуют её День рожденья и удивляются: «А где Лида»? А я тут. И мне еще немного. А потом нужно писать свою курсовую. И судя по всему, еще работу Аньки. И все на неделе, до пятницы.

Я вчиталась в набранный текст. Неохотно продолжила переписывать историю эволюции Porsche. 1948, 1951, 1954, 1955, 1959, 1961, 1963, 1968, 1969… 1996, 2002… Впервые в истории Porsche был выпущен четырехдверный автомобиль с полнофункциональными задними сидениями. Ведь, «полнофункциональный» может являться синонимом «полноценный»? Если мой желудок полнофункционален, является ли он полноценным? Хрен с ним. Пусть эти чертовы сидения будут полнофункциональными!

Уже смеркалось, когда я вышла на улицу. До «Винстрима» три остановки на метро. Иногда мы проводим там время. Анька чаще, чем я. Все они чаще, чем я. Можно доехать на автобусе, но из-за пробок сейчас это займет вечность. Даже до метро дойти пешком быстрее, чем ждать хоть какой-то транспорт. И полезнее.