– «Рука Кремля»?

– Безусловно! – вновь собранно и делово продолжил доклад офицер, довольно быстро согнав непротокольную улыбку с лица. – Объяснение любых негативных явлений, происходящих как в экономической, так и в политической жизни Америки, происками власти, действующей в Московском Кремле, то есть в сердце огромной и дикой России, – во все времена с чувством глубокого удовлетворения принималось гражданами нашей великой страны!

– Я подумаю! – бесстрастно произнес Джон-Абдулла, сознательно не давая возможности угадать офицеру свою эмоциональную оценку, и без каких-либо колебаний отключил трансляцию из комнаты советников.

«Заманчиво объяснить всё случившееся происками недоброжелателей, этой пресловутой «рукой Кремля», – размышлял президент. – Телевидение через программы, обязательные к просмотру каждым жителем страны, донесёт информацию как надо! И примут её как следует… И всё-таки – не то!»

Джон-Абдулла понимал, что граждане удовлетворятся глобальным мифом о «руке Кремля», а вот оппозиция такую наживку проглотит вряд ли. И где завтра аукнется – во второй части Техаса или, не приведи господи, в благополучной Калифорнии – и как сильно аукнется, предугадать было невозможно.

Решение проблемы обострялось ещё и тем, что, с одной стороны, требовало быстрого, почти немедленного реагирования, а с другой – обязывало к взвешенному подходу и прагматичному расчёту.

– Господин Президент, – тихонько побарабанив костяшками пальцев в дверь, проговорила секретарша, – время приёма подошло. Разрешите начинать?

«Могла бы и не стучаться, – подумал президент, скользнув взглядом по нескладной фигуре Сары, заключённой в серый, без всяких дамских штучек и излишеств, брючный костюм. – Топает как слон, за милю слышно!»

А вслух сказал положенную по регламенту фразу:

– Начинайте! Пусть заходят в порядке очереди. И – гасите свет, именем Конституции Соединённых Штатов Америки, во благо демократии!

Секретарша удалилась в приёмную и тотчас же погасила свет.

– Посетитель номер один, – провозгласил через динамики голос Сары, модифицированный электроникой до уровня приятного женского тембра благодаря тайному указу президента, отданному техническим службам.

Первыми заявились, конечно же, евреи, оказавшиеся, как и предположил президент, представителями наследников Малевича. Их визит не принёс ничего неожиданного для Джона-Абдуллы. В кромешной темноте дети Израилевы добрых сорок минут о чём-то рассказывали президенту, переходя время от времени с иврита на идиш. Из всего сказанного Джон-Абдулла уловил только приветствие «Шолом Алейхем», где-то в глубине души показавшееся ему как носителю арабской крови немножко неприятным. А в остальное время президент (благо, что невидим для посетителей) откровенно скучал и даже переводчик с любого языка на свой родной «некст америкэн лэнгвидж» не включил. Всё и так было яснее ясного. И когда зашуршали в темноте бумаги (евреи в силу своего национального упрямства единственные из всех народов мира не перешли на электронные носители информации) – это означало, что на стол ложатся очередные петиции с требованием оплатить наследникам великого Малевича компенсацию. Причём сумма морального ущерба наверняка равнялась двум, а то и трём годовым бюджетам Америки. Шуршание бумаг, кстати, означало и окончание визита. По наступившей следом тишине Джон-Абдулла догадался, что, оставив петицию на столе, еврейские родственники Казимира Малевича покинули кабинет, демонстративно не прощаясь, что должно было означать их крайнюю степень неуважения к государственной власти.