Я не выполнила приказ. Я, способная лишь подчиняться, без собственной воли, без мыслей и суждений, исповедующая чуждые правила и законы, один только раз преступила черту. За это мой товарищ заплатил цену, выше которой нет. У него был выбор. Он выбрал то, что сделал. Мне теперь остается жить вместо нас обоих. Мне, уродливой двуногой пародии на него, человека. Он был нужен. Я – ни одной живой душе на свете. Он пах домом и матерью. Если никто из нас не выберется, она не узнает, где он остался навсегда.
Здоровой рукой я потрогала свой воротник. Влажный у шеи, он подсох по краю и встал колом. Кровь на мне, Ушаков. Твоя кровь. Сказать бы «глупо», если бы не страшно.
Порыв ветра донес до меня обрывки разговора у костра. Тема та же: «что теперь?» Я не вслушивалась. Вместо того лежала и думала, что лично мне следует как можно тише отползти за выступ бетонного блока и после скрыться так, чтоб никто меня не обнаружил. Гайдук сказал, что я никчемная. Но даже он ошибся. Я отнюдь не просто бесполезна. Я несу вред.
Ни за кем, кроме меня, не полез бы Ушаков. Ведь он предупредил меня не раз. Любой из пацанов на моем месте поплатился бы за собственную глупость. Печально. Что ж. Меня же требовалось спасти. Плевать, что я выносливее любого и сильнее многих. Мой хромосомный перевес требует самоотречения напарника. При таком неравенстве ущербны оба. Потому что низводят друг друга до уровня слабейшего.
Остановиться. Остановиться! Мне здесь не место.
Решение исчезнуть манило, хоть верным казалось лишь на первый взгляд. Часть вторая повествования под общим заголовком: «Баб не брать!» Котов. Если я исчезну, он во что бы то ни стало останется, чтобы найти меня. Без слов об этом знали я и Котов, Гайдук, наверное, догадывался.
– Ублюдки, бля, – послышалось издали.
Я поднялась с третьей попытки и подошла к костру узнать, какое событие вызвало такую живую реакцию.
– Чего там?
– Вот, зацени, бля.
Сотник брезгливо, в двух пальцах передал мне альбомный лист бумаги, в свете фонаря такой белой, что на изломе уходит в синеву. Вид ее был таким офисным, таким кипенно-неуместным здесь, что не привлечь внимания не мог.
– Что это?
– Читай. Вон там еще. Да их полно кругом.
Полный ворох Довгань подбросил в костер. Я перевернула свой листок.
«НЕ БУДЬ СЛЕДУЮЩИМ!»
Дальше шел шрифт помельче. Я наклонилась к костру и дочитала.
«Солдат! Мы предлагаем тебе остаться живым и не стать убийцей. Подумай о родителях и близких!»
– Еще не все. Вот тут.
Я взяла второй отрывок.
«Солдаты и офицеры!
Котел плотно закрыт.
Ваш руководящий состав из передового командного пункта в спешном порядке покинул зону боевых действий, бросив вас на произвол судьбы.
Не дай превратить себя в пушечное мясо.
Бросай оружие и сдавайся.
Сохрани свою жизнь для родных и близких».
– Откуда это могло взяться? – растерялась я.
– Та с неба прилетело. Взэуууу – дщщщщ! – Шапинский рукой показал баллистическую траекторию снаряда, «долетел» ладонью до земли и, как фокусник, вынул веер листовок из стопки.
– Это деза́! – прошипел Гайдук.
– Ну а то. Гля, как работают, подонки! Тут не без Старшего брата.
– Ага. Гостинцы с Кацапетовки. Много надо ума такую бумажку состряпать?
– Что они думают, что хоть один хрен после этой гребаной промокашки развернется да втопит до хаты?
Я украдкой глянула на Гайдука. Будь он один, верно, уже бы так и сделал. Другие… не знаю.
– …сейчас отдышимся, – тем временем говорил Котов, – и двинем западной тропой на пригорок. Приказ начроты пока никто не отменял. Если на высоте стояла наша батарея, должно быть, там сигнал хороший. Оттуда свяжемся со штабом и узнаем, что за хуевина такая с артиллерией и прочее насчет котла. Дадим координаты, чтоб ни одна своя сука нас не зацепила, и будем двигаться по предписанному маршруту. Вперед, до батареи, или уж назад, как прикажут.