– Я тоже пойду. А вы, Светлана?

– Не нужно ко мне на вы, девочки. Нам столько еще вместе жить. – Она улыбнулась Асе. – Я останусь. Надо бы тут полы помыть, чтобы можно было без тапочек ходить. Да и устала я с дороги.

– Еще расписание дежурств надо бы составить. – Есения зашла в домик и выдохнула. – Если поможешь, буду благодарна.

– Ну, тогда идем вчетвером? – Женя подскочила со стула. – Давайте пять минут на сборы и встречаемся здесь же.

***

Есения зашла в комнату и увидела перед собой Сашу, которая лежала на кровати и перебирала вещи из сумки. Она даже не взглянула на Есению, а просто продолжила заниматься своими делами, будто бы была в комнате совершенно одна. Есения прошла мимо нее и подошла к окну, чтобы взглянуть на деревню ее разок, прикинуть, как они будут разделять весь труд и строить свой быт. Она положила руки на подоконник и прикрыла глаза. Из-под окна дуло прохладным воздухом, и Есения поморщила нос. По спине пробежали мурашки, и вместе с холодом на руках Есения почувствовала, как на голове зашевелились волосы. Еще надо будет разобраться с окнами.

– Саш, а у тебя скотча нет случайно?

– Ни случайно, ни специально. Ничего нет. – Она наконец-то взглянула на Есению. – Уже выбесил кто-то и хочешь ей рот заклеить?

– Нет. Из-под рамы сильно дует. Надо бы подклеить.

– Ну удачи. – Саша сжала руку в кулак и подняла его в знак поддержки.

– В смысле «удачи»? А ты помочь не хочешь? Мы вроде вместе тут живем.

– В прямом. Делай, что хочешь. Бегай, строй из себя активистку. Только меня не трогай, пожалуйста. А то и покусать могу.

Есения вскинула брови и медленно обернулась на соседку. Саша продолжила сидеть на кровати, как ни в чем не бывало.

– По-моему, это называется наглость.

– По-моему, я уже сказала, что это меня не касается.

***

Солнечных лучей уже не было видно, и помещение мгновенно погрузилось во мрак. Она стояла спиной к стене и тяжело дышала, будто бы перед пропастью, в которую должна сделать шаг. Вот так поддаться вперед и одним махом нырнуть в зловонную жидкость. Не страшно, если она заполнит легкие и будет мешать грудной клетке вздыматься. Не страшно, если она больше не сумеет выбраться на поверхность и смыть с рук всю налипшую грязь. Не страшно, если она вся насквозь пропитается этой слякотью, и та намертво врастет в кожу. Она боялась не этого. Будет страшно, если она оступится в последний момент и передумает. Будет страшно, если сбежит после стольких лет. Будет до ужаса больно, если все не сработает или окажется зря. Она этого не допустит. Если нужно, зубами вырвет победу и свободу. За спиной раздались шаги и она обернулась.

– Слышу, что ты сомневаешься.

– Неправда. – Она не обернулась, но опустила голову, чтобы сильнее прислушаться к чужим словам. – Пришла удостовериться, что все в силе.

– Конечно. Все так, как мы обговаривали.

– Ты пойдешь на это? Серьезно? Станешь заниматься этим бредом ради нее?

– Пойду. Она задыхается, ты же видела. Ты же видела, как ей больно. Еще чуть-чуть – и твоя птичка сорвется к истокам и загубит себя. Я пойду на то, чтобы освободить ее и себя. Мои мотивы тебе ясны.

– Не буду говорить тебе в очередной раз, что все это лишь формальность. И у нее, и у тебя.

– Вопрос в другом. Пойдешь ли ты на это? Это же не в твоих правилах. Ты боец другого порядка. Не нашего полета.

– Не забывай, кто тебя сюда притащил! – Она крикнула это в темноту. – Мои правила давно изменились. Если ты говоришь, что это даст ей свободу, я сделаю все ради этого. Даже если это звучит, как бред.

– Помни, что тебя никто не тащил на эту дорожку. Ты сама пошла за ней. Теперь остался последний рывок. Так вот не выпускай вожжи из рук. Рви до последнего.