– А я думаю – горе-то какое: кто же мне теперь поправит очередную статейку? – поделился сомнениями капитан, нежно поддерживая журналиста. – Кто рукой мастера превратит мою стилистическую неточность в феерический каламбур?

– В какой?! – Георгий чуть снова не свалился на тротуар.

– В фактический, конечно, в фактический каламбур.

Георгий со стоном поднялся на ноги. Михаил Витальевич заботливо отвел его в сторону от настоящего трупа и усадил на ступеньку крыльца.

– Старший лейтенант Соколов!

– Я!

– Принести главному свидетелю стакан воды!

– Есть!

Сам капитан направился к оттесненной милицейским нарядом толпе зевак и принялся расспрашивать о том, кто что видел. Оказалось, никто и ничего. Даже автор версии о пулеметной стрельбе молча покачал головой и потихоньку отодвинулся назад. Как и весь первый эшелон зрителей. А второй заступил на дежурство с классическим вопросом: "Что случилось? Я свидетель." Наконец, лейтенант Соколов сменил Петухова за этим неблагодарным занятием. Михаил Витальевич вернулся к Георгию и присел рядом. Журналист, постепенно приходя в себя, развлекался тем, что выстукивал зубами по стакану стакато. Получалась чудная импровизация – "стакканато".

– Очень удачно, что мы встретились, – заметил беспардонный милиционер.

– Я бы предпочел другие обстоятельства, – признался Георгий.

– Намек понятен, я непременно загляну к вам в редакцию, и мы потолкуем о моей статье.

– Может быть, завтра? – со слабой надеждой переспросил журналист. – После всего произошедшего я не очень хорошо себя…

– Кстати об убийстве, – вспомнил капитан. – Тут мне с вами тоже здорово повезло. Вы, Георгий, идеальный свидетель. Ваша наблюдательность и умение сохранять спокойствие в самых опасных ситуациях, ваш цепкий ум и превосходная память помогут нам в кратчайшие сроки выйти на след преступника. А теперь, я вижу вы уже успокоились, попрошу вас подробнейшим образом рассказать о происшествии, свидетелем которого вы были.

– Я…

– Подождите, подождите, – перебил Петухов. – Соколов! Ко мне!

– Есть, – откликнулся старший лейтенант и двумя прыжками одолел расстояние до начальника.

– Бери ручку, лейтенант, блокнот и дословно запиши все, что сообщит наш главный свидетель Георгий, не знаю, как по батюшке, Шварцев.

– Есть.

– Да я…

– Минуточку! – Соколов распахнул блокнот, зубами снял колпачок с ручки, с прилежностью первого ученика заглянул в глаза журналиста и попросил на выдохе: – Только помедленнее, пожалуйста.

– Я ничего не видел, – раздельно молвил Георгий и протянул старшему лейтенанту пустой стакан. – Спасибо.

– Как не видел? – взволновался капитан Петухов. – А острый глаз? А ум? А хладнокровие? Где?

– Ничего из этого мне не пригодилось, – пробормотал журналист.

– Совсем ничего не видел? – еще раз, уже с ужасом, переспросил Петухов.

_ Ничего.

– И никого? – вопрос задавался со смертной тоской.

– Стоп! – Георгий потряс головой, осторожно ощупал шишку, делающую его лоб сократовским. – Видел.

– Ну! – зарычал от нетерпения Михаил Витальевич.

– Я вспомнил, я точно вспомнил, я помню! – казалось, что Гера не может нарадоваться этой своей дивной способности кое-что вспомнить (хотя с таким крутым лбом можно смело рассчитывать и на большее). – Я видел настоящего свидетеля! Вот кто вам нужен.

– Мы знаем, что нужен, – с приятной улыбкой сказал старший лейтенант.

– С одним главным свидетелем я уже сегодня промахнулся, – пробормотал Петухов.

– Когда я выбежал из здания, я увидел мужчину, поворачивающего за угол. За ним-то я и рванул, оступился и упал. – Журналист поморщился. – А он спокойно ушел.

– Как свидетель выглядел? – спросил капитан.