– Сережа, не сердись. Я ведь человек подневольный.

Катерина ворвалась в массажный кабинет, как тайфун, цунами и ураган, вместе взятые.

– Ты… Ты позвонить мог?! Ты мог хотя бы позвонить?! Какая же ты скотина!

Сергей не успел даже рта открыть, как Катя подскочила к нему и с размаху влепила звонкую пощечину.

Сергей остолбенел. Чего-чего, а вот таких семейных разборок он совсем не ожидал.

– Ты что делаешь-то, Катя! – попытался было урезонить ее Челищев, но Катерина, судя по всему, вошла в раж – вторая пощечина обещала быть не последней, если бы Сергей не перехватил запястья Катиных рук.

– Ты что?! Что вы все меня по голове-то бьете?! Я вам что – груша боксерская?! Тоже мне, макивару нашли…

– Пусти, пусти меня, скотина безмозглая! – Катя шипела и вырывалась, как взбесившаяся кошка; опасаясь, что она начнет пинаться, Сергей развернулся к ней левым бедром.

Карина стояла у двери с приоткрытым от удивления ртом.

– Катя, успокойся, люди же смотрят!

– Вон! – рявкнула Катерина, обернувшись на Карину. Та, скрывая усмешку, скользнула за дверь:

– Я вам сейчас кофеечку приготовлю…

– Вон! – Карина исчезла, а у Кати, видимо, энергетический выброс закончился, она обмякла в руках Сергея и заплакала.

– Господи, какая же я дура!

У Челищева екнуло сердце, он хотел было обнять Катерину, прижать к груди, поцеловать мокрые глаза, но всплыли в памяти голос Гургена и безвольная, окровавленная фигура Винта. Сергей почувствовал, как давит на правом запястье браслет отцовской «Сейки»… Он перевел дыхание и усадил Катю на белый пластиковый табурет.

– Какая же я дура, – повторяла Катерина с упорством испорченного граммофона. Сергей вздохнул:

– Катя, прости меня… Я… Ты же уже знаешь все… Эта история с Гусем доконала, нервы сдали совсем, я с катушек и поехал. Словно затмение нашло какое-то…

Он чувствовал, что слова получаются какими-то фальшивыми, но, видимо, даже такие оправдания Катерине были нужны.

– Но позвонить-то можно было? Я ведь… Я ведь чуть с ума не сошла… Сереженька… Как же ты мог… Она обхватила Сергея руками за бедра и прижалась лицом к его животу.

В животе у него стало пусто и холодно, как при полете вниз с американских гор. «А как же ты могла знать, что моих родителей убивать собираются, – и молчать?!!» – чуть было не выкрикнул ей в затылок Сергей, но лишь закашлялся – язык почему-то отказывался повернуться, а в следующее мгновение он уже взял себя в руки.

– Прости меня, Катюшка, больше такое не повторится… Я обещаю… Она судорожно вздохнула-всхлипнула и подняла глаза:

– Горе ты мое луковое… Я… Да что там говорить… Мне два дня уже как в Сибири быть надо – Виктор Палыч в командировку посылает. Я тянула под разными предлогами – тебя хотела увидеть, убедиться, что ты жив… Вот, спасибо, убедилась… Можно лететь спокойно, самолет через три часа.

– В Сибирь? Тебе в Сибирь лететь надо? – удивился Челищев.

Он вспомнил, как Антибиотик говорил ему о предстоящей «вкусной» работе с сибирскими коллегами.

– Да, в Сибирь… А что тебя так удивило? Сергей объяснил, и Катя устало усмехнулась. Похоже, мы с тобой по одному и тому же делу работать будем. Как комсомольцы в известной песне – тебе на запад, мне – на восток.

– А что за дело-то?

– Алюминий, что же еще… Сибирский алюминий… Виктор Палыч тебе все завтра подробно расскажет, давай не будем сейчас о делах. Просто помолчим немного перед дорогой, Сереженька…

Она снова уткнулась ему в грудь лицом, а он молча гладил ее по волосам одеревеневшими пальцами… Смутно было на душе у Челищева. Женщину, которую обнимал, Сергей и любил, и ненавидел одновременно.

В оздоровительном центре было тихо, как в заколдованном спящем королевстве. Из массажного кабинета не доносилось ни звука. В баре над двумя остывающими чашками кофе неподвижно сидела, ссутулившись и подперев щеку рукой, усталая и сразу как-то постаревшая Карина…