глава 4
Церковь. Православная. И почему я не удивлён? Не тому не удивлён, что православная, само собой. В нашей стране таких пока, по крайней мере, абсолютное большинство. Тому не удивлён, что вообще церковь.
Существует, надо сказать, два основных места моей работы, моей службы, где мне регулярно приходится вершить суд. Два основных пристанища, где я бываю едва ли не чаще, чем у себя дома. Два убежища, выбираемых из всех прочих земных обителей, теми созданиями, что посмели нарушить Закон.
Тёмное, мрачное подземелье, зачастую просто склеп – это мой первый пункт назначения, который я вынужден посещать с удивительным постоянством. Вот, например, посетил не дале, чем вчера. Ну да, подземелье – это хотя бы понятно. Немного странно, что, по определению, чистый, светлый храм (церковь, кирха, синагога, мечеть и, как говорится, прочая-прочая – не важно, что именно) – это мой пункт назначения-2. И именно такое – радостное, казалось бы, место в очередной раз предстояло посетить мне сегодня.
Я поднялся по ступеням к массивным воротам, что, само собой, были надёжно заперты, и взялся рукой за железную ручку калиточки, которая обычно и использовалась для входа в церковь. Настроение у меня было опять, прямо скажем, не особо замечательное и я, в чём не хотел признаваться даже сам себе, искал любой повод выплеснуть эмоции наружу. Препятствие в виде закрытых дверей, заметим, вот чем не подходящий повод? Однако же, к некоторому моему неудовольствию, потянув за ручку калитку на себя, она (калитка, соответственно), лишь слегка скрипнув несмазанными петлями, легко поддалась моим усилиям и гостеприимно открыла проход в храм.
Приглашают – надо идти. Задерживаться я и не стал. Сделав два уверенных шага вперёд, я оказался в притворе церкви. На секунду задумался, развернулся и закрыл калитку с внутренней стороны на широкий засов. Затем, вновь вернувшись к прежнему направлению, я сделал ещё несколько шагов и оказался в средней части храма.
– Зачем дверь-то закрыл, Судья? – тут же раздался голос справа. – Вдруг добрый человек какой зайти помолиться захочет? А ты ему препятствия чинишь.
– Здесь добрых людей уже лет десять не видали, – не спеша поворачиваться в сторону говорившего, ответил я. – Отчего же именно сейчас им снова появиться-то? А нехороших уже и так с избытком здесь набралось.
– Груб ты, Судья. Груб, вульгарен и невоспитан. Да, впрочем, другого ждать от невежды и не приходится. Вчера только из грязи восстал, да умыться так и не удосужился.
Комментировать последнее высказывание сразу я не стал. Успеется. Следовало сначала осмотреться, чем я и занялся, стараясь не отвлекать собственное сознание на прочие мелочи, чего, вполне возможно, от меня и добивались различными провокационными комментариями.
Небольшая, старая церквушка. Такая же мало ухоженная внутри, как и снаружи. Здесь не только добрые, здесь вообще люди не слишком частые гости, очевидно. Что совсем не удивительно, учитывая расположение этого храма в заброшенной деревушке в глухой сибирской тайге. Странно, что вообще церковь эта до сих пор жива, не превратилась всё ещё в руины либо убежище для лесного зверья, в изобилии обитающего вокруг. По-видимому, кто-то присматривает всё же за этим храмом, надеясь, что вновь он будет востребован, как когда-то, вновь зазвучит здесь мелодичный голос православного священника, призывая к покаянию местных прихожан.
Вот и иконы даже не тронули, висят они на стенах, по-прежнему украшают вход в алтарь. Даже на массивные латунные рамы никто не покусился. Это, правда, всё временно, пока не появятся здесь шальные ребятки, промышляющие поиском раритетов, припрятанных в сундуках у древних старух. Не погнушаются эти искатели и мародёрством в заброшенном храме господнем.