По дороге Дионис и Люся зашли в ночной павильон купить сигарет. А когда вышли, Дионис заметил в подъехавшей машине лицо, похожее на Пенфея. Которое тут же запало в тень. Но было темно, и Дионис решил, что ошибся.

Они пошли, а машина тащилась следом.

Когда Дионис начал, играя, кутать Люси в воротник её шубы от мороза, мозолистое сердце Пенфея не выдержало, и под напором возмущений мозоль лопнул:

– А ну, стоять! – Пенфей выскочил из машины и, перебежав дорогу, стал прыгать вокруг Диониса. Как трусливая болонка, не решаясь напасть. И громко визгливо тявкать.

Прыгнуть на Диониса ему мешал и путался под ногами закреплённый в школьные годы страх, который он постоянно пытал ся преодолеть. Но с той же регулярностью получал. Стакан креплёного страха!

Видимо, сейчас он решил разорвать этот «порочный круг».

– Ты хотел её трахнуть! – вопиил Пенфей, танцуя вокруг Диониса свой истеричный танец, всё время пытаясь напасть сбоку. – Я всё видел!

– Неужели ты думаешь, я хотел, чтобы она тебе изменила? – оправдывался Дионис, всё время резко поворачиваясь к нему лицом и готовясь отбить нападение. И его печень. Догадываясь, что тот ожидает удара с правой в лицо, то и дело непроизвольно убирая его с дистанции моторикой бессознательного, ни на секунду не забывавшего о том, какое неизгладимое впечатление в виде шишек и синяков оставили на его лице школьные годы. И непроизвольно догадываясь о том, что с ним сейчас будет.

– Я знаю! – крикнул Пенфей и, резко отпрыгнув вправо, сымитировал готовность напасть.

Заставив Диониса резко сократиться и даже непроизвольно дернуть правой, поставив блок.

– Думаешь, я способен испортить ваши отношения? – не менее резко повернулся Дионис в его сторону, когда тот снова отскочил влево. – Ведь я знаю, как сильно ты её любишь!

– Ты? – прыгнул тот вправо. – Да ты – животное!

– Неужели ты думаешь, – как стрелка компаса поворачивался к нему Дионис, – что я готов был испортить нашу дружбу каким-то вульгарным перепихоном?

– Нашей дружбе теперь конец! – крикнул Пенфей и прыгнул ещё правее, а затем – резко влево и ударил справой.

На что Дионис рефлекторно отпрыгнул.

«Единственное, чего я мог бы хотеть в подобных обстоятельствах, так это развести её на минет! Ведь только тогда были бы и волки сыты и овцы целы!» – хотел уже, в сердцах, выпалить Дионис ему всю правду. Но вдруг увидел, что тот начал возню со своей избранницей, важно беря её под руку. Не обращая на него уже абсолютно никакого внимания, как будто Диониса и вовсе никогда не существовало. И понял, что тот опять разыграл его. И только бахвалился тут перед спутницей, махая крыльями. Заставив и его исполнять этот ритуальный танец двух бойцовых петухов.

И понял, с усмешкой, что ссора понадобилась Пенфею, как повод к разрыву их отношений. Которые теперь приносили ему, продавшему секрет воровского промысла за лимонную дольку дружеского участия, лишь одни убытки авторитета. И хотя Пенфей, сам по себе, натура инертная и влияемая, то есть способен лишь нести заряд, но не порождать его (но нести – от всего сердца, решительней многих!), судя по всему, честь разработки сценария («Горизонт» – слежка) принадлежала ему самому. Сказывались его подростковые увлечения детективными рассказами Чейза, которые Аякс, после прочтения, восхищенно давал почитать Дионису и Пенфею. Ликург раскрыл для него возможность воплощения своей жизни (хрупкого в детстве Пенфея, которого все били, когда тот то и дело пытался на них наброситься, подхлестываемый изнутри своей петушиной природой, и обзывали: «Тупой Пенёк!») в духе романтического героя. И он слушал(-ся) Ликурга, ощущая себя натуральным гангстером. Благородным К. Идальго.