Где луга в росе – гигантские простыни.
Если б не были в те дни мы голодные,
Эти ночи были просто бы проспаны.
У старух такие личики сморщенные.
Разговоры полушепотом, жуткие.
Как метались они в криках «смена очереди!»,
Обучали нас выносливости сутками.
Угощали нас квашеной пахтою,
Обижались, что пахту не брали мы…
А мы окурки смолили украдкою,
Мы в пристенок играли медалями!
Не камнями дрались – кулаками мы,
В ранки сыпали глину целебную…
И росли пацанами нормальными,
И влюблялись в Россию бесхлебную.
Школьное
…И чика была несчитова,
И мамка нашла самосад…
Но было яйцо двухжелтково,
Что редко случается, брат!
Одно! А сходило за пару.
Желтки словно солнца рыжи!
Двойная глазунья на шару.
Ты скажешь – смешно.
Не скажи.
Я с этой несушкой хохлатой
Был дружен и духом, и сном,
Ее персонально за хатой
Кормил я отборным зерном.
Порол меня батя толково
За всё – за зерно, за табак…
Но через одно – двухжелтково! —
Как высшего промысла знак
На долю, что снова и снова
По жизни в любой стороне
Не то, чтобы там несчитово,
Но всё будет мне двухжелтково,
И даже порою втройне.
Каникулы
Волшебник дед Мороз из сосен делал елки,Которые потом ломали мы на палки…
…И пахли мои варежки и пальцы
Сосной и мандаринной кожурой…
Каникулы! Мороз!..
Сестренке – пяльцы
И мулине. А я, хоть волком вой.
Спасали книжки. Половцы и витязь,
Сражение Руслана с головой…
Висело небо синее, как ситец,
И солнце отдавало синевой.
Гуляния пронизан мелким зудом,
Я оттепели ждал, но север лют!
А скоро и рождественские будут,
А после них крещенские придут…
И, как личинка, прогрызая кокон,
Зачитанными книжками шурша,
Я на простор смотрел сквозь стекла окон,
В оттаявшую дырочку дыша.
Карпеновка
Рябина? Да!Но мне милей калина,И я, свое итожа бытие,Опять шепчу: «Мне целый мир чужбина,Степной Алтай – отечество мое!»
Октябрьская калина! Кадки… бочки…
Красным красно! Не кисти – красота!
Сестра цепляет ягоды на мочки,
Мол, как?.. Вооброжуля еще та!
Мы рвем калину. Запасаем в зиму.
Гогочут гуси дикие. Ведром
Сестра грохочет.
Мне дают корзину.
Кровавых ягод наберу с бугром
И в бочку ссыплю. И еще, и снова.
И чтобы ни соринки, так сказать,
Чтоб всё ладом, чтоб по-мужски, толково…
А ягода такая – в рот не взять!
Но в декабре, когда всё проморозит,
И до костей протянет сиверком,
Добудет мама чугунок и спросит:
– Ну, что, сынок, напарим? С сахарком…
Напарим, мама…
Годы пролетели.
По-новому живет моя страна.
Вы знаете калину?.. нет?.. не ели?..
Советую. Целебная она.
Конь
…И рухнул ты,
На розовом снегу
Задрав копыта и откинув морду,
И я уже до смерти не смогу
Забыть твою монгольскую породу.
Какая стать!
Каких степных кровей!
Набраться ты успел роскошной силы
В каких краях?
Тебе – что суховей,
Что – снеговей, что – холода Сибири…
Прекрасен ход…
Крошится тяжкий наст…
Рвут цепи кобели, срывая клети…
Такое завораживает нас
Однажды в детстве и до самой смерти
Удерживает будто на вожже,
Затем, чтобы храня осколки боли,
Ты помнил тот рассвет и на меже
Лежащего коня в январском поле,
Отброшенную в сторону дугу,
Подков мерцанье синее стальное
И мертвый колокольчик на снегу,
И на сто верст дыханье ледяное…
«Ощущая, что детство уходит навек…»
Ощущая, что детство уходит навек,
Понимая, что старость черна и беззуба,
Я за ласточкой в небо поднялся из сруба,
И увидел простор, и рискнул на побег.
Помню – ночь серебром заливала просторы,
И немые курганы татарской ордой
Залегли у костров, отраженных водой,
И смотрели на запад, и прятали взоры.
Только мне удалось подсмотреть в их глазах
Тягу к долгим кочевьям и жажду погони…
О, веселая жизнь на скрипучих возах!
Здесь рифмуется то, что мне нравится.
Кони!
Но мне рифма еще неизвестна на вкус.