Для Настасьи и ее дочерей с возвращением законного мужа началась другая война, не менее страшная, чем жизнь в тылу, голод, холод и нищета.
Он набрасывался на нее не только пьяный, но и трезвый, повода не искал. Если не успевала спрятаться, убежать, заслониться, бил руками, ногами, ремнями. Бил за фашистские концлагеря, бил за несправедливую послевоенную отсидку, бил за ранения, за контузию, за плен. За то, что выжила и сберегла дочек, за то, что не умерла.
И все же меньше чем через год Настя родила сына Александра. Муж смягчился ненадолго и вскоре продолжил издеваться над семейством. Дочкам, попавшим под горячую руку отца, доставалось по полной.
Как-то осенью Матвей скомандовал Насте собираться с ним в лес, на болота за брусникой. Поход для Насти не сулил хорошего. Вспомнила было, как они с Матвеем в молодые годы счастливые по лесам бродили, задумалась на секундочку, поежилась: «Надо скорее перекус собирать, кабы не осерчал суженый, не разъярился из-за заминки».
Предчувствие не обмануло, на волосок от смерти побывала, а после уж сердце часто болело.
Уже собирались домой. Умаялись, промокли, но набрали полные торбы спелой чистой ягоды. Как бродили молча, так и потрапезничали в тишине. Муж дал знак собираться. Уложила рюкзак, пошла к ягодам, стоявшим метрах в пяти. То ли устала, то ли оступилась, упала. Когда увидел задравшуюся юбку и ноги в мокрых чулках, глаза Матвея налились кровью. Он не думал, ушиблась жена или, может, продрогла в мокрой одежде. Думал о том, что тот, другой мужик задирал ей эту же юбку и видел ее стройные ноги. И еще, и еще, больной рассудок рисовал непристойные сцены. Не дав Насте подняться, навалился сверху, выхватил из-за голенища сапога нож и приставил к ее горлу тыльной стороной. «Убью суку! Скажу, в болоте утонула. Гадина, гадина…» Настя, хрипя от удушья, прощалась с жизнью. Но он не смог. Трясясь и задыхаясь от ярости, оттолкнулся, перекатился вбок и, вонзая нож в землю, продолжал биться в истерике. Настя тихо плакала. Ну вот муж успокоился, умылись в ручье и поплелись домой.
А через пять лет после его возвращения из лагеря еще одно горе – утонула старшая дочь, семнадцатилетняя красавица Лида. Жили по-прежнему бедно, дарами природы не брезговали. В жаркий июньский полдень Лида с Глашей собирали в лесу землянику, вышли на берег маленького лесного озерка. Освежились, поплескались, пришла пора дальше двигаться. Старшая сестра не удержалась «Нет, Гланя, я все ж окунусь разок, сил нет какое пекло! А ты не вздумай, ты ведь плавать не умеешь». Глаша опомниться не успела, как сестра скинула сарафан да в воду. Проплыла несколько метров, охнула, взмахнула руками и исчезла под водой. Только круги в стороны по темной глади там, где только что смеялась Лида.
Поначалу Глаша подумала, сестра шутит с ней, играет. Но Лида не выныривала, и младшая сестренка закричала: «Лида, Лида, Лида!» «Помогите! Кто-нибудь!» – ревела, не узнавая своего голоса, девочка. Как бежала домой, не помнила.
Лиду достали на третий день. По дну били холодные родники. В жару такое бывает. Сердечная судорога. В потере сестры Глаша винила себя, не остановила, не спасла. Очень тосковала по сестренке, теперь она одна опора маме. А сердце мамы сильней надсадилось, и к Беловым зачастила скорая помощь.
Агрессия отца сбавила обороты, руки он распускал реже, но бранился по-прежнему и пощечинами домочадцев время от времени награждал.
А годы шли, страна постепенно зализывала послевоенные раны, только в семье Анастасии раны не затягивались, дети выросли, вот и дочь вышла замуж, сын окончил школу. Несмотря на тиранию отца, парень вырос добрым, ранимым. При нем отец старался сдерживать гнев, стеснялся…