Его медицинские познания и представления выросли на почве просвещения и любви к людям, но вместе с тем и глубоко религиозного мировоззрения. Он еще не мог ничего знать о природе инфекции, о микробиологии, но к модным тогда лекарственным средствам относился недоверчиво. Он был убежден, что такие болезни, как все «горячки» (то есть гриппы, ангины, тифы, воспаление легких и т. п.), а также холера вовсе «не прилипчивы» и что люди не заражаются ими при общении с больными, а заболевают потому, что дышат нечистым воздухом, едят нездоровую пищу, неопрятно живут, переохлаждаются, переутомляются, испытывают сильные душевные потрясения.

Гааз старался, чтобы его понимали все, даже неграмотные больные и санитары. Он ободрял молодых врачей, боявшихся заразы, приветствовал холерных больных поцелуями. Однажды даже сел в ванну, из которой вынули холерного больного. В другой раз – в больницу доставили крестьянскую девочку. Страшная язва изуродовала её лицо и была зловонна. Но доктор Гааз подолгу сидел у её постели, целовал девочку, читал ей сказки, не отходил, пока она не умерла. Словом и делом он доказывал, что врач должен облегчать страдания даже безнадёжно больных, что «спокойствие души, необходимое для исцеления, должно исходить прежде всего от врача».

В последние годы и дни жизни Фёдор Петрович Гааз продолжал оставаться доктором бездомных, проживал рядом с ними в двухкомнатной квартире в Полицейской больнице. Там же он и умер в 1853-ем году. После смерти оставил после себя письменный стол, который сегодня можно увидеть в этой же больнице в музее. Там же находятся его серо-белая волчья шуба, которая знакома была в Москве даже бандитам, несколько рублей, тапочки и потёртая подзорная труба. Оказывается, в свободное время этот удивительный доктор любил смотреть на звёзды.

О нём при жизни создавались легенды, которые до сих пор передаются жителями Москвы из поколения в поколение. Например, о том, как он ловко умел подбрасывать нуждающимся денежные кошельки, чтобы не обидеть их, как целовал больных холерой, а позже и тифом, показывая работникам, что они не заразны, как регулярно посещал московский «убойный» рынок и всякий раз находил там абсолютно разбитую лошадь, выкупал её, подлечивал и осторожно ездил на ней в своей старенькой коляске.

В те далёкие годы, наполненные страданиями от войн, эпидемий, социальной несправедливости и тяжёлых жизненных условий, о нём уже знал почти каждый московский нищий, убогий, преступник, политический заключенный. Им он в течение полувека отдавал свои знания, душевное тепло, последние рубли капитала, нажитого врачебной практикой. И это неслучайно, что двадцатитысячная толпа провожала его 28 августа 1853 года в последний путь на Введенское немецкое кладбище в Москве, куда и сегодня проложена народная тропа, а на оградке его могилы как символ благодарности вмонтированы кандалы, доставленные заключёнными. А во дворе Полицейской, позже Александровской больницы, установлен бюст великого гуманиста, созданный в 1909 году знаменитым скульптором Николаем Андреевым. В 1998 году на пожертвования, собранные на родине Фридриха Гааза в Бад-Мюнстерайфеле, установлен памятник, являющийся копией московского памятника 1909 года.

К немногочисленным знакам памяти о святом докторе в 2017-ом году добавилась столичная улица, названная его именем. Некоторые жители называют её небольшой, но по словам москвича В. В. Кузнецова, «её так не назовёшь, потому что она очень длинная. Просто бОльшая её часть проходит по краю леса и поэтому одна из её сторон не застроена. Находится она на расстоянии всего лишь полутора остановок городского транспорта от известного киноклуба-музея Эльдара Рязанова. В Немецкой школе имени Гааза, которая находится на этой улице и числится при посольстве ФРГ в Москве, учились и две дочери В. В. Путина».