Возвращаясь мыслями в тот период, когда сознательная жизнь только началась и естественным образом развивалась, Иосиф отмечал, что давно прошедшее далёкое время было богато контрастными событиями. Шли годы, Иосиф взрослел. Ему, уже начавшему что-то не по-детски понимать в жизни, многое неизвестное становилось известным. Его память обогащалась воспоминаниями, рассказами, разговорами родителей, родных и знакомых. Так, из воспоминаний родителей он узнал, что, когда отмечали первый год со дня его рождения, за один рубль была накуплена большая корзина всяких яств, что хватило для угощения немалого числа гостей, приглашённых на это торжество. В это просто не верилось в наступившие новые времена, когда родители буквально надрывались, чтобы как-то прокормить детей. Однако благоденствие, о котором говорили, действительно имело место – это были последние отголоски ленинского НЭПа, которым сталинские лидеры постарались положить конец, как пережиткам буржуазной жизни. Наступил голод, плоды которого испытало на себе большинство населения страны – дети, старики, молодые мужчины и женщины. Трудно представить, но для того, чтобы приобрести буханку хлеба, люди с вечера занимали очередь и, невзирая на любую погоду, всю ночь ходили на переклички ради сохранения этой очереди. Пришлось это испытать Иосифу и его братьям. С горечью думая о тех тяжёлых днях, он вспоминал, как для того, чтобы купить лишнюю буханку хлеба, они под пальто между ног прятали уже приобретённую и, передвигаясь мелкими шажками, переходили к другому продавцу в надежде приобрести вторую буханку. Удавалось это не каждый раз: если это замечали контролёры, они выгоняли детей из магазина. Если же вторая буханка уже была куплена, её забирали, а деньги не возвращали. Это была немалая потеря в бюджете семьи, потому что родители с трудом сводили концы с концами. Денег, которые зарабатывал папа на основной работе, не хватало, и ему помогала мама, она была профессиональной белошвейкой – шила женские бюстгальтеры, работая на дому.

Думая об этом периоде своего детства, Иосиф вспоминал, как он любил сидеть рядом со швейной машиной, на которой работала мама, и наблюдать за тем, как у мамы ловко всё получается. Швейная машина была ручной, и одной рукой мама вращала колесо, приводящее машину в действие, а второй рукой сноровисто подставляла под иглу материал, из которого шила. Он мог часами сидеть и наблюдать за умелой маминой работой. Маме тоже было приятно присутствие и интерес младшего сына, он как бы вдохновлял её на работу, придавал ей убеждённость, что не зря она трудится. Иногда Иосиф просил у мамы 40–50 копеек, чтобы в магазине, который был рядом, купить несколько пирожков и во время маминого перерыва в работе вместе покушать. Но особое удовольствие он получал, когда сама мама, оторвавшись от машины, говорила:

– Сходи в магазин, купи нам немного пирожков.

Он летел, как на крыльях, выполняя это поручение, чувствуя себя соучастником маминой работы. Он вспоминал об этих пирожках спустя почти десять лет, уже будучи студентом, когда к концу войны начали в Москве появляться коммерческие рестораны и рядом с ними в будочках можно было купить горячие вкусные пирожки. Стоили они 20 рублей штука, для студенческой, даже повышенной стипендии 450 рублей в месяц это было очень накладно. Тем не менее иногда студенты себе это позволяли, не ленясь ехать куда-нибудь в центр города, чтобы полакомиться одним пирожком. В ассоциации с этим на память приходили нелёгкие времена девяностых, когда вроде и была материальная возможность, но чтобы там же, в центре, попасть в ресторан – можно было простоять в очереди несколько часов и уйти ни с чем.