– Я не знаю, где все, – поэт пожал плечами. – Обычно вечерами у озера сидят рыболовы…

– Но сегодня никого нет!

– Наверное. Я не вижу, – поэт отвел взгляд в сторону и опустил его на тихое озеро. Его примеру последовал и Венегор.

– Я уже спрашивал тебя, Люций, хочешь ли ты иметь такое же острое зрение, как у меня. И не услышал ответа. Хотя, как я думаю, он лежит на поверхности. Надо лишь копнуть поглубже…

На губах поэта заиграла похоронная улыбка. Зачем он говорил ему об этом? Как будто сам не знал, что это навсегда. В момент между утверждением Венегора и его печальным вздохом пес-поводырь зарычал на незнакомца. Его тихий утробный рык заставил Люция вздрогнуть.

– Он недолюбливает тебя, Венегор.

– Ерунда, просто такие псы, как он, не прощают обиды. По сути, я ведь похитил его у тебя из-под носа, увел у хозяина! Теперь я его злейший враг. Естественно, он недоволен.

– А может, он просто чувствует, что ты издеваешься надо мной?

С чего бы?

Ты ведь знаешь, что я слепой. Я всегда был слепым. Мне не дано видеть в этой жизни ничего.

– Вот этот крик я и слышал по ту сторону озера! Ты не кричал, но плакала твоя душа.

– Возможно, – Люций шелохнулся, когда пес задел его задними лапами, пятясь от своего похитителя.

– Я могу подарить тебе зрение.

Первой реакцией поэта было повторное, куда более противное осознание того, что Венегор над ним действительно издевается. И делает это настолько виртуозно, что получает, наверное, ни с чем несравнимое удовольствие.

– Зачем ты так жестоко шутишь, Венегор?

– Я не шучу, поэт, – взгляд человека, еще несколько минут назад бывшего всего лишь странным незнакомцем, стал вдруг необъяснимо близким и желанным. Сквозь темную пелену слепоты Люций на миг увидел его лицо.

Русые кудри, водопадом ниспадающие на покатые плечи. Орлиный нос, грустные глаза, в печальной дымке хранящие какую-то тайну. Казалось, он вот-вот заплачет.

– В моих силах сделать это, – Люций видел, как шевелятся его губы, как с них слетают слова, он видел эти слова, они вращались веером у его лица. И каждое слово дребезжало выкриком из последних сил, горело перед его глазами.

Дыхание поэта остановилось. Он замер, жадно хватая ртом воздух. И в ту секунду, когда образ незнакомца пропал, сердце его снова забилось, как безумное.

– Кто же ты? Маг? Чародей? Или шарлатан?

– Тебе решать, – нет, глаз и лица его поэт уже не видел. И что было больше в его короткой полуулыбке-полуоскале: истины или лицемерия, он не знал.

– Откуда тебе известно мое имя?

О, это проще простого! Долго наблюдая за человеком, можно легко догадаться, как его зовут. На самом деле я перебрал несколько имен, но ты откликнулся лишь на одно из них.

– Я не верю в волшебство. За свою жизнь я обращался к сотне целителей и магов. Но никто из них так и не смог излечить меня.

– А я и не собираюсь тебя лечить. Я просто дам тебе новую жизнь. Жизнь с возможностью видеть мир.

– Ты лжешь! – Люций кинулся к Венегору. С первой попытки у него получилось схватить обманщика за ворот и тряхнуть так, что тот аж подпрыгнул.

– Ты лжешь! Зачем ты лжешь? Чтобы сделать мне еще больнее? Поверь, я уже настрадался!

– В моих словах нет ни капли лжи, – тихо сказал Венегор. Более спокойного тона поэт еще не слышал. Его гнев не мог противостоять такой безмятежности, он попросту потонул в ней.

– Да? Ну тогда говори, разрази тебя гром! Говори, как ты собираешься сделать меня зрячим!

– Ты станешь таким же, как я, – безусловный тон Венегора заставлял в него верить. Но смущали глаза. В воспоминании поэта они оставались на мокром месте.