– На контрудар! – крикнул комментатор в лице учителя.

Зельман закрутился в пируэте и контратаковал брата с разворота, но Вэйрад не растерялся и парировал этот выпад, ударив Зельмана по ноге. Тот отпрял и отошел назад.

– Так его! – не сдержавшись, воскликнула черноволосая девушка, стоящая возле учителя.

Вэйрад отвлекся на нее. Уставился в ее глубокий влюбленный взгляд…

– Чего и требовало ожидать, – ударив ладонью по голове лежащего на земле Вэйрада, возмущался наставник. – Зельман выиграл. Хоть все мы тут понимаем, – его голос сделался подозрительно протяжным, – благодаря какой прекрасной даме мы имеем такой исход… – довершил изречение учитель, пристально глядя на смущающуюся девушку.

– Агата тут не при чем! Я сам виноват, дядя Эверард, – сознался Вэйрад.

– Конечно. Я разве кого-то другого обвинял? С тебя десять кругов вокруг замка! Нечего на девушек пялиться, пока идет бой! Голубки… Тьфу! – наставник Эверард недовольно сплюнул.

Проснулся Леонель уже в теплой нежной кровати. Голова у него трещала по швам. А ноги и руки ужасно ломило. Он вспомнил битву. Вспомнил, как Отсенберда ранили. Затем – как ему пришлось биться против орды элитных солдат. А потом пришло подкрепление… – вспомнил наконец Вэйрад.

Он встал и направился к двери. Он не знал, где находится. Но предположил, что в каком-нибудь госпитале, судя по уютной обстановке, белой простыне и одеялу, намотанным на голову бинтам, большому незанавешенному окну, бесцветным стенам и бесконечно утомляющей тишине, тишине, сводящей с ума.

Он оказался прав. Это, действительно, был госпиталь. Он подошел к дежурному медику и узнал, в какой комнате лежит генерал Отсенберд.

– Третья дверь с левой стороны, должно быть, – угрюмо ответил он.

– Здравствуй, Фирдес, – поздоровался с товарищем Вэйрад, войдя в точно такую же комнату, в какой лежал и он сам.

– Привет-привет… – едва различимо произнёс Отсенберд кряхтящим усталым голосом.

– Как вы? – полюбопытствовал Леонель о самочувствии генерала.

– Я бы сказал, что нормально. Но тогда бы я соврал… Мне очень не здоровится… – всё так же тяжело ответил Отсенберд.

– Ясно. Водички?

– Буду весьма благодарен. Меня тут, кажется, поить и кормить не собираются. И лечить, видно, тоже… – сказал Фирдес, принимая протянутый ему стакан с водой.

– Мы выиграли. Ведь так?

– Да. Всё благодаря тебе, – допив до дна, ответил Фирдес, едва улыбаясь.

– Не стоит. Я не уберёг вас. Я не заслуживаю похвалы, – опустив глаза, сжав кулаки, процедил офицер.

– Глупости. Расслабься. Я ведь жив. И дай Бог, буду жив… То, что в меня попали, – сам я виноват… – успокаивал Вэйрада Фирдес. – Насколько я знаю, тебя, дружище, хотят наградить за этот подвиг стратегической мысли…

– Что?! Это же абсурд! – возразил Вэйрад. – Как я мог заслужить какую-то почесть…

– За то, мать твою, что ты практически в безвыходной ситуации смог победить легион врага! Ты смог продержать оборону до прихода подкрепления в то время, как любой другой бы отступил, отдав одну из самых важных геоэкономических позиций государства! – взорвался Отсенберд, выплеснув последние силы.

Вэйрад замолчал. Затем улыбнулся.

– Ох, мать вашу… Что-то мне сейчас дурно чересчур… – пробормотал Отсенберд мучительным голосом. Его кишечник стал напрягаться, что даже Леонель заметил вздрагивания пуза генерала под одеялом.

– Что случилось? – спросил Вэйрад, вскочив со стула, на котором сидел, пока беседовал с генералом.

– Блевану сейчас… – тужась, процедил Фирдес.

И выблевал. Прямо на Леонеля, придерживающего товарища, чтобы тот смог привстать с постели. И ещё раз.

– О, Господи… Прости, прошу… Я не хотел… Как стыдно…