Я поинтересовался, сколько её лет, не считая нужным говорить «вы» и подчеркивая, что считаю её совсем ребёнком. Она ответила: «Восемнадцать. А вам?» Пришлось ответить, что на десяток лет больше. Подчеркнул, что тоже, мол, в её понимании «совсем старик». Ответила: «Совсем нет». Признаться, знакомство с девушкой, почти ребёнком, к тому же отдыхавшей с родителями, в планы мои не входило. Сам понимаешь, по какой причине. Поэтому, когда медленный танец закончился, я проводил её до скамейки, чтобы, поблагодарив за приглашение, тут же и оставить. Но все места оказались заняты. Пустыми лавочки бывали тогда лишь, когда исполнялась музыка джунглей и африканских, а если точнее, американских обезьян.

Оба улыбнулись сравнению. Теремрин после паузы заговорил снова:

– Одним словом, поискал я глазами, куда бы её усадить, но ни одного местечка не нашёл. Оставить же просто так, в толпе, показалось как-то неловко. А тут вдруг поплыли над нами аккорды вальса, да ещё самого моего любимого в то время. Я посмотрел на неё и только теперь заметил, что она очень даже привлекательна. Ну и спросил: «Вальс танцуешь?» Она ответила с надеждой в голосе: «Да, да, конечно…». «Тогда вперёд!». Ты не подумай, что я не умел быть галантным. Напротив. Сама изысканность в обращении с женщинами. А тут никак не мог избавиться от некоторой небрежности. Уж больно молода, даже не молода, а мала годами она мне показалась. Я досадовал, поскольку путала она мои планы.

– Ну и как вальс? – спросил Посохов, чтобы только поддержать разговор, давно уже превратившийся в монолог.

– Танцевала она великолепно. И ты знаешь, чем больше я к ней присматривался, тем больше она мне нравилась. Русые волосы, внимательные быстрые глазки. Пожалуй, даже не голубые, а такой яркой небесной синевы. Гибкая, хрупкая. Рост, ну рост ты, впрочем, видел… Ростом как раз для меня. Танцевать было с ней…

– Комфортно, – вставил Алексей.

– Определение точное, – отрубил Теремрин.

– Танцор ты, вижу, заядлый, – с улыбкой сказал Посохов. – Сегодня посмотрим, как это у тебя получается.

– В тот вечер я был в ударе, – продолжал Теремрин. – Во время вальса на нас даже обратили внимание, и певица, которая вела вечер, заявила: «Поаплодируем этой паре». И указала на нас. Партнёрша моя разрумянилась. Глаза светились радостью. Ну, сам понимаешь, как тут бросишь?!

– Ещё не знала, в какие руки попала, – вставил, смеясь, Алексей.

– Не о том говоришь, – возразил Теремрин. – Ни о чём таком, о чём мы обычно думаем, знакомясь в санатории с женщинами, я и не помышлял.

– Так уж и не помышлял? И до чего вы дотанцевались под родительским оком?

– Да как тебе сказать? В двух словах не скажешь.., – начал он, но тут двери отворились, и работница столовой пригласила всех на ужин.

А минуту спустя, поднявшись на второй этаж в обеденный зал, Теремрин снова увидел Катю. Она уже сидела у окна, а муж только ещё усаживался и был обращён к Теремрину спиной. За столом ещё была девочка, но на неё Теремрин внимания не обратил, да и лица её не видел со своего места. Катя заметила его и, очевидно, в глазах её мелькнуло что-то такое, что заставило мужа обернуться. И снова Теремрин ощутил на себе цепкий, пристальный взгляд.

– Как её имя-то? – спросил Посохов, когда они сели за свой столик.

– Катя, – ответил Теремрин и прибавил: – Муж её как-то странно на меня смотрит. Словно знает меня или что-то о наших с ней отношениях ему известно.

– Что-то есть пикантное, что он может знать? – поинтересовался Посохов.

– Конечно, есть… Но он словно что-то знает, чего не знаю я, – уточнил Теремрин.