Героем, народным заступником, невинно пострадавшим вернулся Соловей в областной театр, находившийся на грани банкротства. Для прогоравшего театра Соловей стал спасителем. Посмотреть на него собирались зрители. Безбашенные патриоты, те иной раз, приветствуя Соловья, даже выкрикивали лозунги: «Россия для русских!» Но Соловей делал вид, что не слышит.

Лишь когда начался эксперимент и заговорили о губернаторских выборах, Соловей начал думать: а почему бы не выставиться в губернаторы? Разве он хуже других? Он начал собирать сторонников. А дальше пошло-поехало. Соловей многим оказался нужен. Харизматик, артист, патриот. Впрочем, глядя на своё окружение, Соловей скоро одумался. Ну какой из него губернатор? Ни команды – одни пустоголовые, воры, мечтатели в коротких штанишках, сброд, – ни навыков управления, ничего. Соловей видел: у людишек, что сбились вокруг него, будто у жадной старухи, росли амбиции. Он решил почти твёрдо – нет. Зачем становиться посмешищем? Даже запил от расстройства и страха. Но тут как раз приехал Эдуард и предложил сделку. От Соловья – голоса; Соловью – место в команде губернатора плюс немалые для Соловья деньги. Он же, Эдуард, решит проблему с Тулиновым.

– Вот твоё досье, почитаешь на досуге, – улыбнулся Эдуард. – Это наша гарантия, что ты не обманешь. Что ты на крючке. Потом, будешь паинькой, уничтожим. Эдуард расселся вальяжно, закинув ногу на ногу. – Помнишь Шекспира, артист: «Весь мир – театр». Вот и играй. Редкая роль тебе досталась. Подмостки – целая область, а может, и вся Россия. И на редкость благодарные зрители. Дерзай, актёр. Не ты первый. «Пока мы живём так бедно и убого, я не могу есть осетрину и заедать её чёрной икрой…»

В тот день Соловей ухватился за Эдуарда. Он, Соловей, актёр, а не режиссёр. Главное, чтобы была интересная роль и добротный сценарий. В остальном Соловей доверился режиссёру Эдуарду. А сам только играл, импровизировал, произносил речи, которых ждали от него зрители. Они же, зрители, – электорат.

Поначалу Эдуард рассчитывал с помощью Соловья получить несколько лишних процентов для губернатора Садальского, а заодно пощипать конкурентов из младших партий. Однако на сей раз Эдуард ошибся. Недовольных, обиженных жизнью, замученных нищетой, изуверившихся, настроенных против всех в области было чуть ли не большинство. Недавний красный пояс, горючий материал. Не сытая, нейтральная к власти Москва. И он, этот горючий материал, запылал. Рейтинг Соловья, человека из народа, заступника, обиженного, обещавшего снизить цены, увеличить пенсии, задавить коррупцию, поставить на место зарвавшихся чиновников, продавать хорошую водку за малые деньги, вообще – навести порядок, вырвался из-под контроля. Соловей начал быстро догонять губернатора Садальского, оставив далеко позади всех других кандидатов. Оказалось, – социологи это подтвердили, – что со времени КПСС люди не любят никакие партии и не доверяют партийным кандидатам. Наступил эффект камнепада, как говорил Максим Плотников. Камни, падая с гор, увлекают за собой лавину. Обвал. Он, Константин Соловей, обвалил всю избирательную систему. Её выстраивали годами, тщательно, упорно, изолировали оппозицию, убирали несогласных, делали сито всё мельче, а он обвалил в один миг. Видно, слишком хитро строили, скрепляли обманом. СМИ, которые раньше игнорировали Соловья – он должен был взлетать на одном сарафанном радио, – теперь наперебой бегали за ним. Не Соловей от СМИ, они теперь кормились от его рейтинга. Будто волшебный конёк-горбунок, рейтинг Соловья скакал впереди ошеломлённых журналистов. То не лично Соловей побеждал, то кривда выходила наружу. Вот она, святая Русь. Джин вырвался из бутылки и больше не зависел от политтехнологов. Началась паника. Соловья пытались перекупить. К нему подкатывались справедроссы, жириновцы и коммунисты, но он хранил верность слову данному Эдуарду. Эдуард, впрочем, был всегда начеку. Всё держал под контролем.