И Агата задыхалась от не отпускающих ее невероятно ярких, острых переживаний, накатывающих теми самыми волнами.

Как это вообще могло случиться?

Ведь все, что произошло между ними, было более чем странно. С самого первого момента встречи она не испытывала к этому мужчине никакого сексуального влечения и интереса, ну может, может, просто из-за моральной и физической усталости и напряженности, накрывших ее тогда. Вообще-то причина так себе, явно притянута за уши – чтобы женщина, даже находясь в полусознательном состоянии, не обратила внимания, не сделала внутреннюю стойку на мужчину, вызвавшего у нее сексуальное притяжение и интерес, да разве что при смерти, не иначе. Конечно, накопившаяся усталость и необходимость снова мобилизоваться для решения непростой задачи имели место, что, в общем-то, и не суть важно.

Так что, кроме, понятное дело, искренней благодарности на чисто человеческом уровне в адрес этого незнакомца, Агата не испытывала никаких иных эмоций. И он, в свою очередь, со всей очевидностью не выказывал никакой сексуальной заинтересованности в адрес Агаты: не подъезжал с однозначно трактуемыми намерениями, ни намеком, ни взглядом, да вообще никак – абсолютно индифферентно.

И никакой тонкой эротической игры, никаких таких флюидов между ними не проскакивало, не искрило и не возникало, это же всегда безошибочно чувствуется и ощущается на всех уровнях.

Или безошибочно очевидно было только ей? И только она чувствовала ту самую индифферентность? Да? Ну-у-у, может…

Но ведь совершенно определенно разговор, который они вели за чаем, был более чем нейтральным, по сути, пустым – беседа двух уставших людей, не очень-то интересных, незнакомых друг другу, не друзей, не товарищей – так, ситуативных попутчиков.

И что случилось? Что произошло?

Почему, в какой момент все резко изменилось? Изменилось в нем. Отчего вдруг в мужчине полыхнул такой горячечный сексуальный порыв? Что она такого сказала или сделала, что вызвало в нем настолько яркую реакцию, перемену и столь мощные чувства? Да, собственно, это уже не важно, тем более Агата никогда этого узнает.

Поразительно другое – как Агата среагировала, отозвалась на эту полыхнувшую жаром мужскую, призывную сексуальность, всей своей женской сущностью устремляясь к нему. Отвечая неудержимо, теряя голову, как никогда не отвечала на страсть ни одного мужчины в своей жизни.

Ну она и учуди-и-и-ла!

С совершенно незнакомым мужчиной, не зная, кто он, что собой представляет, где живет, чем занимается – вообще ничего про него не зная, кроме имени, – и ухнуть в секс, как в омут с головой.

Вот ее проняло-то, а! «И по-нес-ли Агату по кочкам новые ботинки», – усмехнулась непроизвольно она.

Причем, вспоминая сейчас и прокручивая в голове раз за разом все произошедшее между ними, Агата со всей ясностью понимала и знала, что это не была какая-то там «черная страсть», лишающая ума и сознания, это вообще не была непреодолимая, болезненная животная страсть как таковая – между ними возникла невероятная, потрясающая близость, когда чувства во многом определяют ощущения. Ну, как это объяснить?

Чувства и что-то повыше, повыше, то, что было первично и превалировало в их объятиях и в их соединении, поднимая на какой-то иной уровень, на поразительную высоту, а уже следом за этим «повыше» шла обжигающая сексуальность и страстность. И Агата чувствовала необъяснимое единение с этим мужчиной, душевное и телесное, какое-то внутреннее родство, что ли, – дивное, поразительное, но мимолетное.

Она именно так это чувствовала. Вот такая карусель без коников.