Я потерял один мешочек, а у Бригитты в каждой руке по-прежнему по одному, и она все еще мой заклятый враг.

– Ты можешь просто сдаться, – предлагает она. – Тебе не обязательно побеждать.

– Тут ты не права, – отвечаю я.

Бригитта бросается на меня, и я вскакиваю с лесной подстилки. Один из снарядов с заклинаниями ударяет меня по бедру, и нога немеет так резко, что я спотыкаюсь и чуть не падаю. Бригитта приближается, пока я прихожу в себя.

– Сдавайся, – добродушно говорит она, подбрасывая второй мешочек в обтянутой перчаткой руке.

– Не дождешься, – выпаливаю я. Перекатываюсь и хватаю красный мешочек, которым ударил Теодара.

Я пошатываюсь, но моя раненая нога и красный снаряд в правой руке отвлекают Бригитту настолько, что она не замечает, что в левой у меня камень.

Я бью им по костяшкам ее пальцев.

Ошеломленная, она роняет мешочек с заклинанием на землю. Я поднимаю руку, чтобы бросить красный снаряд, и в тот же момент Бригитта достает из-за пояса еще два.

Я мог бы пригнуться.

Но тогда я бы промахнулся.

Я бросаюсь к Бригитте, красный снаряд в моей ладони ударяет ее по груди, а Бригитта в тот же момент бьет обоими мешочками с заклинаниями меня по голове.

«Охота окончена», – думаю я, камнем падая на лесную подстилку.

Утренний свет просачивается через большие окна зала собраний Совета, вызывая у меня головную боль. Я не уверена, от напряжения ли это или от бессонницы. И хотя я могла бы взять лекарство с одной из полок, которые обрамляют зал собраний, какой-нибудь флакончик с травами и микстурой, я остаюсь сидеть за столом, скромно положив руки на резное дерево и сосредоточив внимание на Лизель, сидящей напротив.

Она внимательно читает потертый пергамент, водя пальцем то вниз, то вверх, то снова вниз, и, беззвучно шевеля губами, повторяет написанное.

Я молча пытаюсь заставить свою десятилетнюю кузину посмотреть на меня. Хочу, чтобы она помнила, что я здесь, что я не позволю советникам жестоко обращаться с ней. Я хочу, чтобы она помнила, что Корнелия, сидящая справа от меня, здесь ради нее и так же не желает, чтобы Рохусу и Филомене сошли с рук обычные для них агрессивные замечания.

Рохус, находясь во главе стола, прочищает горло:

– Лизель, дорогая, если ты не готова предоставить нам эту информацию, мы поищем ее в другом месте.

– Она в порядке… – начинаю я.

В тот же момент вмешивается Корнелия:

– Дайте ей возможность…

Лизель вскакивает на ноги, хлопает ладонями по столу и бросает на Рохуса такой пронзительный взгляд, что тот откидывается на спинку стула, а его брови взлетают к линии редеющих седых волос.

– Все началось, – говорит Лизель низким голосом, похожим на рычание, – в Бирэсборне.

Я прикусываю нижнюю губу. Больно.

Похоже, мои опасения относительно того, что Лизель будет нервничать из-за этой встречи, были напрасны. Лизель говорит тихо вовсе не для того, чтобы скрыть свое беспокойство.

Она… готовилась.

Филомена вздыхает, держа в руке перо над чистым листом бумаги.

– Да, мы прекрасно знаем, откуда вы родом, – но нам нужны подробности вашего путешествия к Источнику, чтобы составить исторический отчет обо всем, что произошло. Нам нужны только подробности, так что тебе не обязательно…

Лизель широко разводит руками, выражение ее лица становится мрачным.

– День был прохладный. Холодный. Леденющий. Воздух еще не совсем зимний, но не совсем осенний. О! Ветер…

Корнелия прикрывает рот рукой, борясь с улыбкой.

Я даже не пытаюсь подавить свою. Я улыбаюсь еще шире, забыв о головной боли, когда Лизель прижимает руку к груди и покачивается.

– Утро было чудесное, как и любое другое! Пока мой ненормальный кузен не напал на нашу деревню и не похитил меня.