Он встрепенулся и вцепился руками в ветви изгороди, царапая ладони до крови, и чувствуя внутри невероятное волнение. Мужчина попытался поймать ее взгляд, чтобы не заговаривать первым, но ему это не удалось. Она смотрела прямо. Ему было слегка не по себе от того, что, возможно, он имел вид глупца, да и чувствовал себя не лучше.
Окликнуть ее у него тоже не вышло, так как слова снова застряли у него в горле, как и вчера, и он подумал, что если так будет продолжаться, то он этого не вынесет. Ему было очень стыдно за то, что он терял дар речи при виде едва знакомой и не слишком приветливой барышни.
Та же шла, глядя перед собой, и не замечала Бернарда, и в ее глазах можно было заметить ледяное безразличие ко всему вокруг. Она не замечала его, несмотря на то, что он стоял очень близко к изгороди, и он был уверен, что если бы она посмотрела чуть влево, то непременно сразу же заметила бы его.
Когда она скрылась за углом, Бернард почувствовал опустошение и обругал себя за нерешительность. Он обещал себе, что обязательно в следующий раз сам окликнет ее, поздоровается с ней и поблагодарит за помощь, которую она оказала ему той ночью, когда довезла его до вокзала.
Но на следующий день, и после следующий, и всю пробежавшую неделю, он просто молча смотрел ей вслед, в то время как внутри пылали неведомые ему ранее, несмотря на его не юный, хоть и молодой возраст, чувства.
Разные мысли мучили его, когда он смотрел на ее сосредоточенное лицо и темные кудри волос, которые каждый раз были аккуратно подколоты заколками с маленькими зелеными, чуть темнее ее глаз, бантиками у висков.
Это были мысли о том, что она не узнает его и просто промолчит в ответ на приветствие и благодарность. Или же, то, что она совсем не помнит этот случай. Или, что было бы хуже всего, относится к тому маленькому происшествию с негативным чувством, и любое напоминание о нем лишь испортит ей настроение и даже разозлит.
Каждый раз, когда он встречал ее взглядом на этой дороге, ему казалось, что она не замечает ничего вокруг и думает о чем-то своем, идет куда-то вперед, по своим делам, пока не достигнет угла одного из старых домов. Последний за эту пробежавшую неделю день, она все же скользнула взглядом по мячику, который оставила соседская малышка Люси возле дороги, и даже по самому Бернарду, но выражение ее лица совсем не изменилось и было таким же холодным, как тогда, когда она была потеряна в своих мыслях.
Это невероятно угнетало, уязвляло и мучило бедного молодого человека, который всячески отрицал, что имеет к ней какой-то интерес, едва дядя Чарли ловил его за тем, что он смотрел ей вслед, сжимая тонкие веточки кустов изгороди в слегка окровавленных пальцах.
Чарли тогда отпускал какие-нибудь наполовину едкие, наполовину нежные комментарии, но смотрел на племянника с сочувствием и пониманием.
В свое время, когда он был ненамного младше Бернарда, ему приходилось уже полюбить и разочароваться: история его закончилась не так, как ему хотелось бы.
Девушка, которую он имел несчастье полюбить, уехала с другим молодым человеком. Вечно сомневаясь в том, как именно она относится к Чарли, девушка все же решила, что никак, и с тех пор дядя Чарли не особо доверял женщинам и не воспринимал их всерьез.
Однако не обозлился на весь женский род, как частенько бывает в таких случаях. Конечно, он зарекся никогда больше не связываться с делами сердечными, но это вовсе не означало, что он желал того же для любимого племянника.
От того, наблюдая за Бернардом, он видел, что с тем происходит и, как уже говорилось, беззлобно подкалывал того. Все же, как бы жарко не отрицал того Бернард, в глубине души он знал, что дядя прав, и какими бы новыми не были его чувства, он не был «желторотым» юнцом, чтобы не понять, что влюбился.