К своему удовольствию, он теперь совсем не ощущал разницы в возрасте между ними и всем сердцем надеялся, что Стивен тоже не ощущает. Отойдя довольно далеко от участка и оглянувшись на него еще раз, Бернард слегка хвастливо подумал о том, что в первый же день в поселении, где ему предстоит жить какое-то время, он обрел такого влиятельного друга, как этот служитель закона, и даже заручился его уважением и поддержкой.

Эта мысль немного устыдила его, так как его чувства к другу были искренними, хоть и не лишенными некоторого самодовольства. Да, Бернард был самодовольным человеком, к тому же очень склонным к патетике (хотя и отрицал это), но он был также очень добрым и бескорыстным человеком, который никогда, несмотря на всю свою самоуверенность, не считал себя выше других.

В оправдание ему можно сказать, что самодовольство появилось со временем, из-за того, что родители часто баловали его, а так же он всегда был очень удачлив в учебе, его всегда хвалили учителя.

Несмотря на все вышеперечисленное, доброта, посеянная в его сердце еще в детстве, никуда не исчезла, и таким образом он сочетал в себе несколько различных натур, что делало его чрезвычайно очаровательным. Никто не мог осудить его или упрекнуть.

Расспросив прохожих о доме дяди Чарли и о нем самом, он добрался до смутно знакомой аллеи. Его охватило чувство ностальгии, и он стал замечать то, что изменилось за время его отсутствия здесь. Он был немного удивлен, что некоторые из прохожих странно реагировали на его расспросы о дяде Чарли, но абсолютно все знали его.

Лица людей одинаково искажались легкой гримасой напряжения, словно он спрашивал их об человеке, который глубоко досаждал многим или же слыл пьяницей и непутевым человеком.

Его это не мало поразило, потому что, даже если некоторые из детских его воспоминаний стерлись, он все же очень хорошо помнил тот факт, что раньше дядю все любили. У Бернарда также создалось впечатление, что его дядю часто разыскивали незнакомцы, или, как он тут же решил, коллекторы, потому что его расспросы о местонахождении пожилого человека совсем не удивляли людей, и они охотно объясняли, как пройти к его усадьбе, лишь услышав имя и фамилию того.

Когда Бернард был уже довольно близок к своей цели, он стал свидетелем довольно забавной картины: мужчина с бидонами молока стоял посреди лужайки, а вокруг него вились и в голос орали с десяток кошек разной масти, а женщина на крыльце кричала на них:

– А ну пошли домой, негодники! Элла! Дарси! Маркиз! Быстро домой! Оставьте беднягу в покое! Джекки! Роджер! Рекс! – Так она выкрикивала их поименно, а молочник тем временем аккуратно пробирался через них, осторожно перешагивая, и, как только достигнул крыльца с облегчением отдал бидоны женщине, после чего помчался обратно из кошачьего плена не оглядываясь. Кошки с криками окружили теперь хозяйку. Бернард мягко посмеялся над этой картиной и отправился дальше.

Наконец, он стоял перед забором, за которым виделся весьма крупный дом, который Бернард вспоминал шаг за шагом, взгляд за взглядом, который он перемещал по дому и окнам. Даже воздух казалось имел запах его детства.

Воспоминания из его самого нежного возраста накрыли его с головой, утягивая из реальности в мир грёз; пусть даже они были настолько размытые и обрывочные, словно из старого, почти забытого сна, они все же произвели на него очень сильное впечатление.

Усадьба дяди была довольно большой, но как будто меньше, чем он помнил. Дом местами покосился и обветшал, кое-где нуждался в покраске, так как краска на стенах сильно поблекла. Было видно, что дядя не справлялся со всей работой, что свалилась на него из-за ветхости и немалого размера строения, однако это был все еще добротный дом.