Великий повелитель схватил монстра за голову и со всей силы прижал к земле.
– Душа не может убивать! – прорычал он. – Душа не может владеть тут оружием. Все попадающие сюда души прокляты, они лишь пища! Прижатый к земле демон застонал от боли и, что было сил, прохрипел.
– Я не ведаю, как это у него получилось Господин. Я лишь рассказал вам то, что видел.
Но на Великого Повелителя эти слова не произвели никакого впечатления, и он продолжал прижимать демона к земле. Понимая, что гибель близка, демон издал новый крик:
– Мой Господин, пощадите меня. Я могу указать вам, куда ушла эта душа, и вы сами убедитесь в правдивости моих слов.
Как только демон сказал это, Великий Повелитель отпустил его и тот, тряся головой и странно скуля, как будто упал вверх, взмахивая крыльями и пытаясь удержать равновесие в полёте.
– Если ты не врёшь и сумеешь отыскать эту так называемую непокорную душу, я сохраню твою поганую плоть, – изрёк Великий. – Но если ты обманул меня! Я тебе не завидую.
Злобе Великого Повелителя не было предела, он был готов разорвать любого, кто сейчас встанет у него на пути. Наблюдавший за всем этим Гильгамеш в очередной раз сумел уяснить для себя странную особенность настроения своего нового Господина. Новый отец очень не хотел лишиться своей единоличной и неоспоримой власти. За маской его злобы и ярости скрывался простой страх. Страх потерять власть. Гильгамеш усмехнулся сам себе и решил, что лучшее, что он может в сложившейся ситуации, это наблюдать и терпеливо ждать, своей столь желанной, возможности.
* * *
Он очень долго падал. Казалось целую вечность. Сперва было страшно, потом любопытно, а потом он забылся. В один миг все стало чуждым и нереальным. Полнейшая чернота сменилась странным ярким маревом, и это зрелище его зачаровало. Он смотрел на него и не мог отвести взгляда. Он пытался вспомнить, когда видел что-то подобное в последний раз. Но, как ни старался, не смог. И хоть чарующее зрелище казалось ему до боли знакомым, напрягая все силы, он вдруг осознал, что не помнит.
Вдруг подкрался страх. Он появился внезапно и очень неожиданно. Странный и такой неприятный, липкий страх. Но страх чего именно, он никак не мог понять. Падение продолжалось, а страх не отступал, и ему снова пришлось напрягать своё сознание. Но это снова не помогло. А потом свет начал тускнеть и пришло отчаяние. Беспокойство за что-то, чего уже нет и не будет. Такое неприятное, что когда сталкиваешься с ним, то не находишь себе места и не знаешь куда себя деть. Сразу хочется куда-то идти, что-то делать, лишь бы избавиться от этого неприятного чувства. Но тут идти было некуда, и нечего было делать, лишь падение, которое, так и не заканчивалось. Все мысли были сосредоточены лишь на нём. А потом пришла тоска, вдруг захотелось увидеть кого-то давно забытого, но такого знакомого, что внезапная встреча с ним, каким бы долгим не было расставание, превратилась бы в приятный отдых и долгую беседу с морем воспоминаний о пережитом.
«Жизнь» – вдруг метнулась мысль. Как вспышка искры в темноте. Как звук в ночной тиши. Эта мысль была столь скоротечна и так быстра, что если бы он не зацепился за неё в эту же секунду, она бы ускользнула со скоростью его падения.
«Пережить» – мысль взорвалась как праздничный костёр в день солнцестояния. Она была яркой и уже не такой призрачной, как первая, что показалась светлячком. «Прожить жизнь» – вырвалось непроизвольное развитие странной мысли, играющей в сознании уже как пламя от сигнальных огней Александрийского маяка. Расширяясь самостоятельно и окутывая своим светом все самые сокровенные уголки души. «Живой. Я живой» – взрывается мысль и тут же порождает новую. «Живой?» – Вопрос сбивает его с толку. Падение ускоряется, свист в ушах забивает всё и становится сложно думать. Появляется боль и он начинает нервничать, осматривать себя. Вот руки, тело. Все на месте. «Раз я всё это вижу, значит и голова на месте». Он не успевает это осознать, как сквозь боль взрывается новая мысль. «Вижу!» – и снова новый взрыв. Взрыв такой силы, что сотрясает его как удар. Это закончилось падение и он оказался на земле. Времени нет, лишь боль и грохот в ушах. Всё звенит и всё тело как будто размазано под упавшим на него неподъёмным весом. Он не чувствует ни рук, ни ног, не чувствует самого себя, а только нестерпимую боль. Сколько времени прошло с момента удара он не знает. Но вот что-то вздрагивает в его сознании, и он открывает глаза. Над ним странное марево потухшего неба, а может это просто кровь, залившая лицо? Первая мысль. «Я вижу. Но как?» – память начинает складывать разбитые кусочки. Он лежит на земле и в какой-то момент всё становится на свои места.