Повсюду стремительные и решительные действия чехов приносили им аналогичный успех, хотя иногда приходилось вести тяжелые бои. 26 мая был взят Новониколаевск, 29-го – Пенза, 31-го – Петропавловск и Томск, а через неделю пал Омск. В Мариановке и одном-двух других городках чехи понесли потери в неожиданных атаках и засадах, но везде им удалось одержать верх, и ни один их даже самый слабый и изолированный отряд не потерпел поражения.

Можно загнать противника в ситуацию, когда у него не остается другого выхода, кроме как вступить в бой, а именно так поступил Троцкий с чехами. Однако в войне подобная тактика окупается редко. В мае 1918 года советское правительство испытывало давление и угрозы со всех сторон, ощущало нехватку во всем и по вполне понятным причинам находилось в отчаянии, но если бы Троцкий подавил свой воинственный порыв, если бы использовал хитрость вместо силы, то чехи никогда не стали бы (по выражению Ллойд Джорджа и многих других) «определяющим фактором» интервенции Антанты в Сибири[6]. Чехи вовсе не хотели сражаться с большевиками. Их солдаты в Сибири, их политические лидеры в Вашингтоне и Париже, их главный покровитель, французское правительство, страстно желали одного и того же – вывести легион из России. Это же было и главной целью советского правительства. С такими многочисленными и мощными факторами в пользу первоначально взятого курса на эвакуацию – хотя бы пока этот курс не противоречил интересам Советов – действия Троцкого по ускорению прямого столкновения были в лучшем случае преждевременными, а в худшем – грубой ошибкой.

Его кровожадный приказ от 25 мая ясно свидетельствует о двух обстоятельствах. Во-первых, Троцкий полагал, что разбросанные чешские эшелоны находятся всецело в его власти. Во-вторых, он боялся, что легион представляет или будет представлять опасность для государства. Он ошибался, а если бы и был прав, то есть если бы чехи в конце мая находились в ловушке, ничего бы не изменилось ни через неделю, ни через месяц. Если бы он получил доказательства обоснованности своих страхов, то мог бы в любой момент захлопнуть капкан, а в отсутствие подобных доказательств мог бы на своих собственных условиях позволить чехам медленно тащиться по Сибири. В конце концов, авторитету советской власти в Челябинске они нанесли незначительный урон, и ситуация не выглядела взрывоопасной даже в местных масштабах. Все можно было бы уладить, позволив чехам продолжать их путь. Никаких причин для истерик. Троцкий же в порыве раздражения запустил необратимые процессы, в результате которых большевистская власть была сброшена на Урале и в Сибири и появился повод для интервенции Антанты в этом регионе.

Троцкий заблуждался, его страхи не имели реальных оснований, во всяком случае в тот момент. Его действия, вернее, попытки действий против чехов дали совершенно противоположный результат. Троцкий намеревался ликвидировать незначительную потенциальную угрозу советской власти, но на самом деле создал опасность, которую нельзя назвать ни незначительной, ни потенциальной.

В 1914 году, вступая в войну против Германской и Австро-Венгерской империй, Франция и Великобритания возлагали большие надежды на своего восточного союзника. Однако очень скоро выяснилось, что «русский паровой каток», несомненно тяжеловесный, плохо сконструирован и ненадежен. Уже через несколько месяцев он норовил катиться назад и требовал огромного количества военных припасов, которые приходилось отрывать от Западного фронта.

Несмотря на это, Россия как воюющая сторона более трех с половиной лет оставалась одной из стен арены, на которой велась окопная война. В штабах Жоффра и Хейга всегда имелась про запас другая карта. На ней желтыми и черными булавками можно было набросать еще более унылую картину, чем та, которую создавали синие и красные булавки ближе к родным пенатам. Все же была и светлая сторона: русский фронт, причем очень длинный,