Увидев перед собой станового пристава, Варначиха проворно вскочила. Даже каганец приподняла и в его тусклом свете пристально вгляделась в гостя. Не обозналась ли?

– Гошподин штановой? – наконец изумленно прошамкала она. – Уж и не жнаю, куда ваш пошадить…

– Оставь… – брезгливо поморщился Збитнев. – Рассиживаться мне с тобой некогда. На воздух пошли, у тебя тут, не ровен час, задохнешься…

Стараясь не дышать, Збитнев круто развернулся и вышел из землянки. На ходу прилаживая на плечи большой непонятного цвета платок, Варначиха суетливо бросилась за ним. Оказавшись на свежем воздухе, пристав всей грудью втянул его в себя. И как старуха дышит-то в этой зловонной яме?! Вон ведь, смиренно как уставилась, старая ведьма!

– Опять, старая, за прежнее взялась? – грозно сказал он.

– Не уражумею, о чем говоришь, шоколик?

– Убийц привечаешь! – еще грознее сказал пристав.

Старуха перекрестилась:

– Гошподь ш тобой! Кого энто?

– Анисим Белов был у тебя вчера?

Варначиха затряслась в беззвучном хохотке:

– Гошподь ш тобой! Нешто Анишка убивец? Шмиреный ён.

– Шмиреный, шмиреный, – язвительно передразнил Платон Архипович. – А старика Кунгурова на тот свет отправил.

– Да ты што, шоколик?! – изумилась Варначиха.

– Когда он к тебе пришел? – навис над ней Збитнев. – Ну?!

– Дык чашов-то, шоколик, у меня нету, – делая шаг назад, развела руками старуха. – Но шолнце жашло, энто точно помню.

Становой пристав вздохнул с досадой. Что возьмешь со старой карги?

– Зачем Анисим к тебе приходил?

– В гошти… Пражник жа! Вошкрешенье Прощено… – отозвалась Варначиха.

– Ты мне это брось заливать! Как на духу говори, ведьма старая! – Збитнев угрожающе повысил голос и сделал очень злое лицо. – А не то…

– Так и говорю, – торопливо заверила старуха. – Пришел Анишка, дай, говорит, вина, душа горит…

– А ты?!

Варначиха опустила нос:

– Дала малешко… Травное вино-то, к польже…

– На чем же ты, старая, вина свои настаиваешь? Самогонничаешь?!

– Грешна, шоколик, грешна, – мелко закивала старуха, пряча глаза.

– За свои грехи тебе еще держать ответ, старая… Белов ничего такого не говорил про Кунгурова?

– Да нет, молчал, будто яжык проглотил… Выпил и щидит, долго щидел, грушный такой…

– Ладно! – махнул рукой Збитнев. – Вижу толку с тебя мало. Собирайся!

– Куда это? – насторожилась Варначиха.

– В «холодную»! – сурово отрезал Платон Архипович.

– Ага… ага… – хитровато улыбнувшись, шмыгнула в землянку старуха. – Ужелок вожму…

Вскоре она появилась в дверях с маленьким тугим мешочком в руках, остановилась, держа его перед собой, глянула на пристава:

– Шлышь, ваше благородие, жаходили как-то приишковые, таежники… вот жабыли…

– Что ты мне суешь?! – свысока окинул ее взглядом Збитнев. – Что это?

– Пешок какой-то… желтенькай… – вздернула старуха иссохшие плечи.

Пристав протянул ладонь:

– Дай-ка…

Развязав замызганную тесемочку, он порылся указательным пальцем внутри мешочка, вопросительно посмотрел на старуху.

– Жолотишко, шоколик, не шумлевайща, – кивнула Варначиха.

Збитнев помедлил чуть, шумно откашлялся, опустил мешок в карман. Погрозив старухе пальцем, проговорил:

– Ладно. Сдам куда положено.

– Да уж ждай, шоколик, ждай… – торопливо поклонилась старуха, а когда пристав удалился на приличное расстояние, плюнула ему вслед: – Опришник!

Проходя мимо дома Мануйловых, Збитнев огляделся… Длинные заплоты с одной стороны… И с другой такие же…

– Занятный факт, – пробормотал Платон Архипович, покрутил ус. – И что тут делал наш уважаемый староста в этакую рань? Да и из окон место, где нашли труп Кунгурова, никак просматриваться не может… Занятно, занятно…

Он властно постучал в калитку ворот.