Когда он добежал до грубо расчищенного места, где они работали, ветер закрутился вокруг него, ласково приветствуя. Листья не шелестели теперь под ветром – они пели! И Нейлу тоже захотелось петь. Лишь последняя гаснущая искра сознания задушила звуки в его горле.

Воняет горелым… Нейл миновал то место, где Спикер орудовал бластером, не сознавая, что его губы приподнялись как бы в рычании, что глаза его горят, что в нем поднимается ярость от осознания того, что случилось здесь несколько часов назад. Нейл прошел сквозь завесу кустов к дереву. Его пальцы прикоснулись к коре, гладкой, приветствующей…

«Почему приветствующей?» – спросил почти неслышный голос в Нейле. Но этот голос исчез, когда пальцы перешли от коры к трубке. Нейл достал ее и вскрикнул от восторга. Цвет – переливчатый, сочетающий оттенки, играющий, цвет откуда-то из того места, где Нейл хотел бы быть. Это ключ от его собственной калитки, которую он должен найти!

– Ну, так и есть, парень. Ты, значит, это сделал. Я так и думал.

Нейл повернулся, пригнувшись и прижав трубку к себе. Тейлос! Тейлос стоял там и ухмылялся.

– Урвал от них, Ренфо? Неплохой фокус. Хватит, чтобы покрыть долг, хватит для нас обоих!

– Нет! – Нейл лишь частично вышел из чар, которые держали его с тех пор, как он проснулся в спальном бараке. Единственное, в чем он был уверен – что Тейлос не имеет и никогда не будет иметь той вещи, которую он, Нейл, держит в руках.

– Ну нет, ты не скинешь меня с хвоста, Ренфо. Стоит мне только заорать, как у тебя не останется никакого сокровища. Или ты не помнишь, что они сделали сегодня с остальными?

– У меня не будет, но и у тебя тоже, – сказал Нейл. Разум постепенно возвращался к нему.

– Верно. Но я не позволю тебе уйти с ним. Парни там говорили, что такие штуки находят здесь второй раз. А может, у тебя и еще? И от такого дела Сэма Тейлоса не отгонишь, никакому заморышу из Диппла этого не удастся! Вот увидишь!

Нейл плотно прижался спиной к дереву с дуплом.

– Нет!

– Нет? – голос Тейлоса все еще держался на тоне обычного разговора, но рука его двинулась. При свете голубовато-зеленой луны Януса блеснуло лезвие ножа, направленное вперед и вверх. – Здешний народ не приемлет кровопускания, так, по крайней мере, говорили парни, но я-то ведь не Верующий, и ты тоже. И ты отдашь эту вещь!

Нож резанул воздух. Тейлос, вооруженный обнаженным лезвием, жаждущий того, что держал Нейл, уже не был тем попрошайкой и лодырем, каким казался раньше.

– Так, – из темноты выступили тени Козберга, его сына и двух рабочих. – Так, Зло все еще здесь, и грешники тоже! Хорошо, что мы следили в эту ночь. Эндон, возьми коротышку!

Веревочная петля прижала руки Тейлоса к бокам, сделав его сопротивление невозможным.

Козберг посмотрел на Тейлоса.

– Он не коснулся этого. Намерение – еще не полный грех. Возьми его под стражу. Его поучат, хорошо поучат!

Второй жестокий рывок сбил Тейлоса с ног и вызвал у него несвязные вопли о пощаде и попытки оправдания. Но пинок Эндона объяснил ему мудрость молчания.

– А ты, – Козберг повернулся к Нейлу, – ты полный грешник, язычник! Ты нашел и скрыл! Ты навлек на нас гнев Неба!

Его рука двинулась с такой скоростью, какой Нейл не ожидал, и дубина обрушилась на предплечье юноши. Он невольно вскрикнул и упал на колени, но, несмотря на боль, не сводил глаз с выпавшей из рук трубки. Она выкатилась на открытое место и лежала, теплая, прекрасная, сияющая в лунном свете. Но так было лишь одно мгновение. Козберг наступил на нее тяжелым сапогом и раздавил в порошок все это тепло и жизнь.

Нейл закричал, бросился на тушу мастера участка, словно бы в пляске яростно разбрасывающего ногами опавшие листья и землю, но на него тут же обрушился удар, сделавший его слабым и беспомощным.