Но почему произошла такая социальная трансформация? А потому, что Ш. Перро «сделал все возможное, чтобы предупредить отторжение дворянства от «низовой» культуры. Народные сказки были насколько возможно «облагорожены» – очищены от всего грубого и вульгарного, стилизованы под куртуазную литературу и наполнены приметами времени. Манеры героев, их одежда и трапезы превосходно отражали дворянство XVII века» [88].
Характер Золушки, особенности ее личностных границ здесь несколько иные, чем в народной сказке. Если у братьев Гримм (т. е. в фольклорном варианте) она, по завету матери, всего лишь «скромная и ласковая» (что не мешает ей, в принципе, быть жертвой), то у героини Перро доминирует активная доброта: «У мужа тоже была дочка, добрая, приветливая, милая – вся в покойную мать. А мать ее была женщина самая красивая и добрая». Вот подтверждение: «Другая на месте Золушки причесала бы сестриц как можно хуже. Но Золушка была добра: она причесала их как можно лучше». И в финале она «простила сестер от всего сердца – ведь она была не только хороша собой, но и добра».
При этом вовсе не забита, не пассивна, напротив, – Золушка временами инициативна и всегда обладает чувством собственного достоинства: «А ведь она, кажется, будет впору мне», – сказала Золушка. И далее: «Золушка достала из кармана вторую хрустальную туфельку – совсем такую же, как первая, только на другую ногу – и надела, не говоря ни слова».
И разве такая Золушка «считает себя недостойной счастья» [130]? Разве про нее слова современного психотерапевта: «Завышенная требовательность родителей и окружающих, нехватка сил сделать все идеально, невозможность угодить завышенным запросам рождает в Золушке уверенность в собственной неполноценности. Она довольствуется малым, не претендуя на успех, карьерный рост, внимание успешного и состоятельного мужчины» [130]?
Цельная, гармоничная, обаятельная личность! (Именно такой мы помним ее по фильму «Золушка» – о чем пойдет речь ниже.)
А как сам автор трактует свою сказку? «…Каждую сказку Перро, подобно басням, снабжал одной (а иногда и двумя) поэтическими моралями. Правда, эти морали обращены, в основном, к взрослым читателям – они изящны, игривы, а порой, как говорится, имеют «двойное дно»» [88]. Поучения, которыми Шарль Перро сопроводил историю Золушки, были, на взгляд Э. Берна, типичными родительскими предписаниями: крестная так заботливо наставляла и обучала благородным манерам Золушку, что та стала королевой [12]. «Перро делает еще один вывод – о необходимости родительского разрешения в том случае, если ребенку суждено совершить в своей жизни что-либо важное. Он говорил о том, что человеку, бесспорно, нужны ум, отвага и благородство. Но ни одна из этих добродетелей не проявит себя в жизни, если человек не получит благословения от волшебников и пророков» [12; 307].
На первый взгляд, это похоже на позицию объекта, а не субъекта – пассивно ждать, что старшие родственники снабдят тебя предписаниями, как надо жить. Но здесь есть одна тонкость: «пророки» и «волшебники» все-таки не совсем обычные родители, но носители высших сил – сил Судьбы. Вспомним, что родной отец Золушки был никаким не вершителем судеб, а типичным «подкаблучником»: «Бедная девушка молча сносила все обиды и не решалась пожаловаться даже отцу. Мачеха так прибрала его к рукам, что он теперь на все смотрел ее глазами и, наверно, только побранил бы дочку за неблагодарность и непослушание». Вот у кого нарушены личностные границы!
Можно поспорить и с тем, что «сюжет Золушки – история о превращении, о трансформации, о глубоком личностном изменении. Это сказка о женской инициации, где героиня должна пройти через ряд испытаний, чтобы попасть «на бал», и там ее ждет финальное событие: соединение двух половинок души, обретение особенного «мистического» чувства внутренней целостности и стабильности. Вот стремление к такой целостности, невозможность ее достичь в обыденной жизни и можно назвать «синдромом Золушки»» [46].