Юлия жива.

Она выглядит такой маленькой на больничной койке. Такой хрупкой.

– Привет, милая, как ты? – шепчет Юсефин и тут же жалеет об этом. Понятно, что Юлия чувствует себя ужасно после того, что произошло.

Юлия растерянно озирается вокруг себя с большой повязкой на голове. Когда ее взгляд стал таким пустым? Юсефин придвигает стул как можно ближе к кровати и садится.

– Я не знаю, – шепчет Юлия.

– Папа скоро придет, – говорит Юсефин, нежно гладя ее по щеке.

Юлия отстраняется всего на несколько миллиметров, но все же этого достаточно, чтобы Юсефин заметила. Она старается не показывать, что ей больно.

– Мы так волновались, – говорит Юсефин. – Почему ты ничего не сказала нам?

Врач посоветовал им не торопиться и не задавать деликатных вопросов. Иначе Юлия может закрыться в себе еще больше. Шаг первый – позволить ей прийти в себя и рассказать обо всем самой. Но теперь, когда ни доктора, ни Андреаса здесь нет, Юсефин не может не спросить. Ей нужно знать. В конце концов, она ее мать.

Одинокая слеза скатывается по щеке Юлии.

– Не сказала что?

Юсефин сглатывает и пытается найти слова, которые могла бы произнести вслух, не рискуя разрыдаться. Она скрещивает ноги и откидывается на спинку стула. Ее взгляд блуждает по виду за окном. Она смотрит на красивые осенние деревья – напоминание о том, какой приятной может быть жизнь.

– Что ты не хочешь жить.

Юлия отворачивается и вытирает слезу со щеки.

– Мы могли бы тебе помочь, – продолжает Юсефин со скользящим в голосе разочарованием, которое она всеми силами пытается скрыть.

По-прежнему никакого ответа.

Юсефин кладет руку на одеяло, где, как ей кажется, находится рука Юлии, но та отдергивает руку. Юсефин хочет, чтобы Юлия рассказала ей правду, сказала, что ее гложет. И объяснила, почему, черт возьми, она все это время молчала.

Почему она так поступила.

– Пожалуйста, Юлия, поговори со мной, – умоляет Юсефин и пытается сдержаться, но сама слышит, как строго звучит ее голос – на грани гнева.

– Я не хотела убивать себя.

– Покончить с собой, так правильно говорить, – мысленно поправляет ее Юсефин, но слишком поздно понимает, что, должно быть, она сказала это вслух, потому что Юлия смотрит на нее с отвращением.

– Какое, черт побери, значение это имеет?

– Не ругайся, – говорит Юсефин, прикусывая язык.

Юлия поворачивается к ней спиной.

– Умоляю, прости меня, я не спала всю ночь, – оправдывается Юсефин. – Я сама не своя.

– Нет, ты всегда так себя ведешь, – бормочет Юлия. – А теперь ты заставляешь меня чувствовать себя виноватой.

В палате повисает неловкое молчание.

Юсефин вспоминает слова доктора о стыде. После неудачной попытки самоубийства человек может оказаться в состоянии отрицания.

– Дорогая, ты можешь сказать мне все как есть, – говорит Юсефин.

– Ты ничего не понимаешь, – сердито отвечает Юлия, сжимая кулаки. – Мне не нужна твоя гребаная помощь.

В тот момент, когда она произносит эти слова, в палату заглядывает Андреас с двумя бумажными пакетами в руках.

– Ты не спишь? – восклицает он и обходит кровать, чтобы обнять дочь. – Милая, я так счастлив, что ты жива. Я так сильно тебя люблю.

Юсефин сдерживает слезы. Почему она не могла сказать дочери что-то подобное? Если бы только она была немного больше похожа на Андреаса. Была бы милой и дружелюбной. Ее проклятый страх все портит. Страх перед тем, что могло случиться с ее ребенком.

На нее опускается леденящее душу озарение.

Неужели Юлия сделала это из-за нее?

Юлия выдыхает с облегчением, когда родители наконец-то уходят из палаты и оставляют ее в покое. Ей больно их видеть, особенно маму. Юлия не может слушать ее отчаявшийся голос. Она не может сказать правду, потому что все это слишком… безумно.