– Да нет, он нормальный, – недоумевал я.

– Откуда ты знаешь?!

Далее следовали упрёки моей беспечности и угрозы моему вероломству. Мне ничего не оставалось, как заверить начальницу, что выселю этого парня сегодня же…

3.

«Ах ты старый!.. – возвращаясь домой, воскликнул я, уверенный, что это сосед рассказал о моём постояльце. – Сталинской закваски… И что заставляет людей так поступать?»

Однако я быстро успокоился. Во-первых, было чудесное утро. Во-вторых, я шёл с работы, а не на работу; в-третьих, что самое главное, меня слова начальницы мало касались, они касались Кирилла, у него возникала проблема с жильём.

Поднявшись по лестнице, я остановился перед своей дверью, вылавливая ключ из дырявого кармана пиджака, – ключ упал на дно подкладки и там затерялся. За дверью соседа-художника послышался скрип половицы. «Ага, – обрадовался я, – дома». Но едва я постучал к нему, как скрип прекратился, воцарилась тишина. «Испугался», – подумал я и не стал более томить человека, ушёл к себе.

Кстати, дня через два я столкнулся с ним на лестнице. Увидев меня, он как-то съёжился и стал косить глазами в сторону. Мне вдруг сделалось жалко его, так что захотелось даже положить ему руку на плечо, чего я, разумеется, не сделал, но я приветливо, даже тепло, поздоровался с ним. Лицо соседа вдруг просветлело, и он раза три повторил мне своё приветствие, при этом кланяясь, как вежливый китаец, так что мне самому пришлось поклониться, остановившись… Смешная сцена!..

А с Кириллом получилось удачно. Едва я после разговора с начальницей вошёл в квартиру, как Кирилл, жуя бутерброд, объявил мне, что уезжает срочно на две недели на сборы в горы. «Это кстати», – сказал я и передал ему разговор с начальницей. Мы сошлись на том, что это сосед настучал, и решили, что двух недель будет достаточно, чтобы усыпить бдительность соседа, а там всё пойдёт по старому, только впредь надо будет соблюдать осторожность.

4.

В те времена, когда я учился в институте, я вставал с постели поздно, не раньше десяти или даже одиннадцати. Ложился, правда, тоже поздно, не раньше двух ночи. Так поступали, в общем, все студенты.

Когда меня отчислили из института, я стал спать по двенадцать-четырнадцать часов в сутки. Мне было стыдно, что я так много сплю, но, с другой стороны, на мир Божий мне тоже не хотелось да и не для чего было глядеть.

Теперь же я ложился обычно в десять вечера, вставал в шесть утра. Мне было радостно, что я властвую над телесными позывами. Я уважал себя за это.

Но, с другой стороны, так тоже долго продолжаться не могло, ведь непонятно: для чего преодолевать себя? Только для того, чтобы добывать деньги на пропитание? Ну а более высокой цели, благородных упований у меня нет?.. Или честолюбия?..

Правда, я поставил себе целью получить диплом. Даже специально встречался с моими бывшими педагогами, чтобы узнать, можно ли мне получить диплом? И если да, то каким образом. Сегодня я должен встречаться по этому поводу со своим мастером, у которого учился и который меня отчислил за то, что я отказался участвовать в дипломном спектакле. Когда он меня отчислил, я даже обрадовался, потому что получал долгожданную свободу и возможность не выслушивать ежедневно пошлые суждения педагогов, мастера, студентов, касающиеся профессии и человеческих чувств…

Но прошло время, и я понял, что совершил опрометчивый поступок, что нужно получить диплом, иначе впереди тупик. Социальный, разумеется. И вот я стал встречаться с педагогами, чтобы нащупать пути к получению диплома. Это было пыткой для моего самолюбия, но, кажется, я эту пытку выдержал, потому что мне всё-таки мастер пообещал выдать диплом. Я ведь был на хорошем счету у него.