Они врывались в ее квартиру. Вечно новые лица, их имена ее не интересовали, и у каждого был собственный ключ. Они быстро нажимали на звонок – она не успевала ответить, как дверь распахивалась. Они понятия не имели, что означает “неприкосновенность”. Потом они заполняли квартиру пылесосами и ведрами, а холодильник – укоризненными взглядами.

Как же ты умудрилась запихнуть в себя все, что мы купили вчера?

Удивительно, как быстро меняется отношение к тебе, если у тебя появляются лишние килограммы. Людям кажется, что объем мозга сокращается с той же скоростью, с которой увеличивается тело. Тучные люди гораздо глупее стройных – так, похоже, думают все. Она позволяла им так считать – и беззастенчиво использовала эту их тупость ради собственной выгоды, всегда точно зная, что нужно предпринять, чтобы добиться желаемого. Она же толстая! Инвалид по ожирению. Она не отвечает за свои поступки, она не соображает! Они всем своим видом давали это понять, когда находились рядом.

Пятнадцать лет назад они уговаривали ее переехать в специально оборудованный дом для инвалидов. Якобы там легче выходить на улицу. А кто сказал, что она хочет выходить на улицу? Во всяком случае, не она, Май-Бритт. Отказавшись, она потребовала, чтобы квартиру приспособили к ее размерам. И они поменяли ванну на просторный душ, потому что вечно вопили о важности гигиены. Как будто она маленькая.

Письмо было без обратного адреса. Повертев его в руках, она прочитала на конверте: пересылка. Кому, скажите, могла прийти в голову идея послать письмо туда, где прошло ее детство? Она еще раз перечитала адрес и почувствовала укол совести. Дом, наверное, совсем обветшал. А сад зарос. Гордость родителей. Именно там они проводили время, свободное от занятий в Общине.

Ей их очень не хватало. Они оставили после себя невозможную пустоту.

– Знаешь, Саба, а тебе бы понравились мои родители. Жаль, что вы не успели познакомиться.

Но возвращаться туда она не собиралась. Не выдержала бы стыда, если земляки увидели, во что она превратилась, поэтому дом лишился хозяина. К тому же он стоит в такой глуши, что особенно много за него все равно не дали бы. А письмо, наверное, переслали Хедманы. Они больше не пытались связываться с ней по поводу продажи и не предлагали хотя бы забрать имущество, но она подозревала, что они по-прежнему иногда туда наведываются. Ради собственного же спокойствия. Ведь не очень приятно жить по соседству с заброшенным домом. А может, они потихоньку вынесли оттуда все, что можно, и от излишних контактов их теперь удерживает нечистая совесть. А что, сейчас такие времена, никому нельзя доверять.

Она огляделась в поисках чего-нибудь, чем можно было открыть конверт. В узкое отверстие ее палец не пролезал. А наконечник крюка, как всегда, пригодился.

Письмо было написано от руки на линованном листе с дырочками, вырванном, судя по всему, из блокнота.

Майсан?

Она сглотнула. Где-то очень глубоко в окаменевшей памяти что-то шевельнулось.

Она тут же почувствовала острое желание сунуть что-нибудь в рот, что-нибудь проглотить. Осмотрелась по сторонам, но ничего съедобного в пределах досягаемости не обнаружила.

Она боролась с искушением перевернуть лист и посмотреть, кто написал письмо. Или наоборот – выбросить не читая.

Сколько лет прошло с тех пор, как ее называли уменьшительным именем.

Кто посмел проникнуть к ней сквозь почтовую щель, явиться без приглашения из далекого прошлого?