Перед Пасхой принесла я ей кулич и крашенных яичек. С какой радостью приняла она мой скромный подарок. Засияла, восторгалась, как ребенок.

Бывало, приду к ней – все болит, Матушка быстренько меня на свой стульчик усаживает. Ей ничего не нужно было объяснять. Она насквозь видела меня. Только она знала, зачем мне нужно было посидеть на ее стульчике.

Иногда я долго не бывала у нее, и с какой радостью она встречала меня, с какой нежностью заботилась об угощении.

– Что долго не приходил?

Так было стыдно, не знала, что ей сказать. Какая же я неблагодарная! А как она меня всегда ждала? Не знала, куда посадить, как принять, встречала, как дорогого гостя. «Ничего не приноси, только приходи», – говорила мне.

Когда ухожу, прощаюсь: «Матушка, благословите меня уходить». Старица проводит меня за калиточку, а я пробегу несколько метров, оглядываюсь, а она все стоит, вслед смотрит. И опять пробегу, опять оглянусь – а она все так и стоит, бедненькая, провожает. Потом совсем уже издалека смотрю – потихонечку возвращается в свою келию.

Деток моих она всегда, бывало, обнимет, всего вкусненького в кулечек им положит: и орехи, и конфеты, всего, что у нее было. И они ее любили. Когда дочка только пошла в школу, она как все дети переживала по поводу учебы. Приходим мы как-то с ней и с сыном к Матушке. Она встречает нас и смеется.

– Ты звал вчера бабу?

– Зв-а-а-ла…

– Что, не мог решить задачку? Трудная была?

Матушка все-все чувствовала, все знала.

Несколько раз мне довелось ночевать у нее. Благодарю Бога, что Матушка доверяла мне иногда помогать ей по хозяйству. Бывало, приду, хочется чем-нибудь помочь.

– Матушка, давайте я пол помою.

– Ну, помой.

И тут же обязательно достанет из платочка завязанные пять рублей и дает. Я в ужасе была – как же так? От кого же я деньги буду брать?! За что?!

– Бери, бери деньги – чтобы водились.

Даст деньги, и приходилось брать. Я сама старалась принести ей, а она возьмет, долго-долго смотрит, а потом отдает обратно: «Не велит!» Или же если возьмет какие-то пять рублей, то потом несет в храм. На Демиевке я видела, с какими пучками свечей Матушка ходила по храму, сама расставляла их.

Как-то пришла я к ней после службы на Демиевке. В этот день я приступила к причастию Святых Христовых Тайн, и, конечно же, исповедовалась перед этим великим Таинством. После службы пошла к Матушке. Она встретила меня радостно, как-то торжественно, со словами: «Ой, какой ты сегодня чистый-чистый!» Мне запомнилась эта фраза. Она знала, что я очистила свою душу на исповеди и приняла в себя Христа, что и было открыто старице Господом.

Во Владимирском соборе служил замечательный пастырь – протоиерей Николай Фаддеев. Он не был настоятелем, но считался старшим священником. У него было много духовных детей, он был также и моим духовным отцом. Он очень чтил Матушку и неоднократно говорил мне: «Слушай ее! – или, – Как Матушка говорит, так и поступай». Я знаю, что он бывал у матушки Алипии, и также неоднократно посылал меня к старице за советами. Помню, что он попросил меня задать старице вопрос – жениться ли его сыну на той девушке, к которой он хотел свататься или нет? И по благословению старицы сын батюшки женился, очень славная оказалась девушка. И так было много раз, суть вопросов отца Николая я уже не помню, но всякий раз батюшка с благоговением относился к тому, что советовала ему старица.

За три недели до Чернобыля Матушка спросила меня: «Видишь, иконы блестят?» Конечно, я смотрела, но ничего не видела, потому что это было предсказание. Матушка очень переживала и до аварии, и после, много на эту тему говорила, предупреждала нас. А после аварии Матушка была одета во все черное, и говорила: «Живу болями других». Ей, как великой прозорливице, было известно страдание людей, поэтому она так сказала. Многие приходили к ней в эти тяжелые дни в поиске совета и утешения, руководства и наставления – как и что делать, как жить.