Немцы возникли как по заказу. Встали из кустов по обеим сторонам дороги, направили на красноармейцев автоматы. Словно по команде пензяки бросили винтовки. Протянули служивым в темно-зеленых маскировочных комбинезонах пропуски для сдачи в плен.

Немцы деловито и быстро обыскали пленных. Выгребли все из карманов, заставили снять ремни. У Васи Зайцева из голенища офицерского сапога, стащенного с кого-то из убитых командиров, выудили финский нож. Старший из фашистов укоризненно покачал головой, поставил синяк под глаз служивому. Погнали до населенного пункта, в котором совсем недавно размещался штаб дивизии. На окраине уже были вырыты окопы, направили в сторону колькиного полка стволы орудия. На улицах все еще лежали тела погибших красноармейцев и командиров. Под стеной одного из зданий распластались расстрелянные комиссары и евреи-интенданты. В этот дом втолкнули пленных. Командир разведчиков доложил офицеру, протянул отобранную у Кольки красноармейскую книжку. У остальных документов не оказалось – вероятно – выбросили.

– Герр, гауптаман! (господин капитан – нем.) – позвал офицер.

От стола с полевыми картами отделился осанистый военный с лихо закрученными усами и черным крестом на кителе. Глянул в документ Казакова. Остальных приказал увести.

– Значит, Николай Казаков, являешься уроженцем села Дубасово Керенского района Пензенской области? – на чистом русском языке спросил фашист.

– Так, точно, ваше благородие! – вспомнил Колька фильмы о «проклятом» царизме и Гражданской войне, кои показывали по воскресеньям в сельском клубе.

– Агафон Казаков тебе родня?

– Родной дядя, ваше благородие!

– Ну и как его стадо? Пасется, или его колхознички под нож пустили?

– Дядя Агафон, отродясь, стада не имел. Он – мельник! – понял подвох Казаков.

– Правильно отвечаешь! Агафон у моего отца мельницу выкупил. Прекрасная мука была у него. Живой?

– Не могу знать! Когда заваруха с коллективизацией началась, его кулаком объявили и в ОГПУ забрали, – соврал на всякий случай Колька. – Мельницу колхоз, будь он неладен, загреб.

– Батюшка Ферапонт все еще служит в храме? – вновь спросил гауптман.

– Батюшку Паисия и диакона Ферапонта перед самым началом коллективизации арестовали. Осудили за антисоветскую пропаганду и агитацию… – вновь понял подвох пленный.

– Я их совсем молодыми знал, когда они только начинали службу в храме. А храм мой дед построил в благодарность Господу за то, что уцелел на Балканской войне (русско-турецкой войне 1877—1878 годов – авт.). Из самой Москвы архитектора приглашал.

– Колхозное зернохранилище там сейчас, – угодливо заюлил Колька. – Крест, колокола комсомольцы сбросили, иконы ободрали…

– Экие мерзавцы! Ну ничего, скоро мы крест на купол возведем и службы возобновим. Я – владелец тех земель – Дубасов Владимир Петрович. По нашей фамилии село назвали. Скажи-ка, братец, – глянул в красноармейскую книжку гауптман. – Откуда у тебя, такого молодого три дочери? Даже не верится.

– А вы, ваше благородие, съездите в Пензенскую область, в село Дубасово и проверьте! – обнаглел Колька.

Владимир Петрович хохотнул, перевел слова пленного немцам. Те дружно захохотали.

– Крайний срок – четыре месяца – будем в Пензе. Тогда проверим. Сейчас, боец, рассказывай начистоту сколько человек держит оборону. Кто командир полка? Количество орудий и пулеметов.

– Командир полка и весь штаб погибли. От полка остался батальон. Это мой бывший ротный, капитан Скопцов сказал. Он полк принял. Все пулеметы уничтожены. Патроны и гранаты имеются в достаточном количестве. Не все такие умные, как я. Намерены сражаться до последнего…