Савве казалось, что инцидент был исчерпан. Но не тут-то было. Уже утром следующего дня его встретил на вокзале какой-то вёрткий паренёк и спросил:
– Ты Савва Мартынов?
– Я, – ответил он.
– С тобой наш бугор хочет поговорить.
– А где он? – оглядываясь вокруг на идущих на работу взрослых и спешащих в школу учеников, спросил теперь уже Савва.
– Пойдём со мной. Тут недалеко, прямо за гайкой, – ответил паренек и побежал в сторону магазинчика, стоявшего чуть поодаль перрона и по форме действительно напоминавшего шестигранную крупную гайку.
Савва молча следовал за ним.
– Ты куда? – спросил приятеля Лёшка Гринин.
– Да на минутку отойду, дело ко мне есть у местных горилл. Да ты иди, я тебя догоню. Только узнаю, в чём дело, и следом.
– Ладно, только ты не задавайся, один-то, – крикнул вслед Савве Лёшка и, взяв под мышку брезентовую сумку с книгами, пошёл в сторону школы.
За магазином одиноко стоял огромный и лохматый Алька Русан. Большое чёрное родимое пятно на его щеке выглядело как клеймо. Посмотрев на довольно щупленького, в легкой спортивной курточке Савву, Русан скривил губы и спросил:
– Ты, что ли, Мартынов?
Савва ничего не ответил, лишь кивнул головой.
– Что, язык проглотил? – опять скривился в ухмылке Алик.
– Да нет. Говори, что надо, а то я спешу.
– Спешишь? – удивился Русан. – Со мной многие хотят поговорить по душам, но я не хочу. А ты говоришь – спешишь. Куда, если не секрет?
– Да ладно тебе задаваться. О деле толкуй и разойдёмся, – как можно независимее ответил Савва.
На его удивление Русан не обиделся, а лишь примирительно хмыкнул:
– Не лезь в бутылку-то. Значит, так. Ты вчера моего кореша сильно обидел, – прохрипел почти в упор Алик.
– Какого? – удивился Савва.
– Витьку Дидю…
– Я такого не знаю, – искренне удивился Савва.
– Зато он тебя знает. Короче… Ты отбил у него девчонку, но мало того – морду ногой разворотил, он два зуба выплюнул. А за телесные повреждения, сам знаешь, по ментовским законам и нашим ответ полагается. Чуешь, о чём я? – опять криво усмехнулся Алик.
И тут Савва всё понял: «Значит, человек, который на него напал в школьном парке, и есть Витька Дидя, а напал он на меня из-за танца с Никой».
– Послушай, Алик. Ты, конечно, парень не дурак, в авторитете. Твои друзья под твоей защитой, так?
– Ну-у, – лениво выдавил из себя Русан.
– Гну, – по инерции съязвил Савва.
– Ты полегче на виражах! – недовольно буркнул Алик. – В чём суть-то? Говори яснее.
– А в том, – продолжил уже серьёзно Савва, – что я, зная об этом, стал бы на твоих корешей первым нападать? Не резон мне, как ни крути – не резон. Я человек для вас новый, езжу сюда каждый день и буду тебе пакостить? Не имея надёжного прикрытия? Согласись, нет логики…
– Ты парень ловкий, хорошо калякаешь. Но пыль в глаза мне не пускай. Все видели, что ты девчонку Дидину лапал на школьном вечере. А потом на законное возмущение пацана морду ему набил.
– Ничего я ему не бил. Он на меня с ножом сзади напал. Я чудом увернулся, а нож выбил ногой и морду ему расквасил, когда он на меня снова накинулся, как дикий кабан. Тут, наверное, я ему и врезал головой, что зубы вылетели. Но я не хотел этого делать.
Алик удивлённо смотрел на худенькую, но плотно сбитую фигуру Саввы и никак не мог понять: неужели Дидя, здоровый пацан, прошедший с Русаном вместе по зоне, не мог с ножом одолеть его? Не верилось. Хотя он вспомнил подобный случай в лагере. Один такой же на вид доходяга отделал, как повар котлету, их смотрящего по зоне по кличке Фиксаж, здоровенного, выше и толще, чем он, Русан. Каким-то не то китайским, не то японским приёмчикам был обучен этот доходяга. Фиксаж его два раза кидал через себя, повертев предварительно на могучих руках, как пропеллер. Но тот, подлец, падал прямо на ноги и как ни в чём не бывало танцевал вокруг тучного смотрящего. А потом как-то смешно подскочил петухом и тихо так ударил противника в шею пяткой. После этого Фиксаж отключился и пришёл в себя только в лазарете. Но тот парень был из Питера, там научат чему надо и не надо. А этот где нахватался?