– Уж не со стариком ли мы связались? – иронизировала я.

– Ой-ой-ой! – усмехнулась Вера. – Может, к тебе еще и на «вы» стучаться?

– Ну, на «вы» я не претендую… Я вообще-то скромный, простой… Но не потерплю, если вы меня не будете звать Геннадий Васильевич. Дистанцию все-таки нужно соблюдать.

– Можно подумать, что ты лет на двадцать старше нас, – с каверзной, но прохладной улыбкой бросила Валери.

По своему обыкновению, она обычно не обволакивала слова чувственной оболочкой.

Без сентиментальной подпитки ее фразы получались голыми, за бесстрастностью обедненными. Поскольку восприятие Валери извне происходило без синтеза в страстном вареве, без нанизывания страстей на пиру Мойры (повелевающей взлетами и падениями на судьбоносной колеснице своей, когда дух не может не захватить), то и речь Валери не колебалась от некоей константы, имеющей заряд с каким-либо знаком.

Голос ее не повышался выше среднего, никогда не терял хладнокровия, повествовал ровно, без перепадов. Репликами обычно краткими и незамысловатыми, не усложненными какими-либо виртуозными оборотами и не бытовыми терминами.

Валери никогда не удивляла новым, непонятным словом и даже вошедшие в моду неологизмы не употребляла, боясь расширить свой устоявшийся, утвержденный многолетней болтовней лексикон.

Она именно болтала. О самой бытовой, насущной повседневности. Болтовня, это тошнотворно-приторное месиво, копание в нем и переливание его очень занимали Валери. Ну, вот нравилось ей месить его, барахтаться в нем! И она предоставляла подобное же удовольствие другим – по телефону и в компаниях.

Но вообще, простота и непринужденность ее общества располагали к ней. Своим присутствием она вселяла спокойствие и уверенность, что драматизация сегодняшнего минует.

Мне довелось быть с нею одноклассницами. И когда нас вытолкнуло из безмятежного, оберегающего оперяющихся птенцов гнезда – школьной поры, – и разбросало по разным тропам, то телефонная связь почти единственно соединяла нас. Звонками мы баловались очень редко и могли потерять друг друга на месяцы. При общении симпатия к Валери проявлялась сиюминутно – в процессе визуального и слухового контакта. Но при расставании, не подпитываемая таковым, она иссякала, слабела, становясь близким к равнодушию.

– Если не на двадцать, то на десяток наверняка, – убежденно заверил величающий себя Геннадием Васильевичем. – А вы школьницы? Десятиклассницы?

– Были когда-то, – согласилась Вера.

– Значит, какие-нибудь первокурсницы зеленые… Учитесь где-то?

– В Плехановском, – снова ответила Вера, которая невольно выдвинулась среди нас – на роль посредника для общения с незнакомыми.

– Умные что ли? Или блатные?

– То есть?

– Поступили сами или на лапу дали? Блатной институт…

Валери заскучала и решила закрыть тему.

– И к чему мы выясняем, как к тебе обращаться, если, возможно, нам не придется больше сталкиваться?

– Как не придется? Не для этого я вас разыскивал!

– И что дальше?

– Неужели вы не пригласите меня в гости? Тогда я вас приглашу.

– Скоро ужин, и мы хотели бы разузнать, где здесь столовая. Поэтому всякие гости напрочь отметаются. Уже битый час мы ничего не можем добиться.

– Столовая? Так именно я вам и нужен! По любым вопросам, касающимся местоположения местных достопримечательностей, смело обращайтесь ко мне! Уже который год я езжу в этот пансионат. Он мне, как дом родной, уже опостылел. Каждый закоулок, каждый закуток могу нащупать с завязанными глазами. Сонного разбуди – куда пожелаешь отведу! Пьяный до невменяемости буду – любой корпус, любое местное заведение покажу.

– Изволь уж рассказать, где искать столовую.