– То есть ты еще и куришь! – взревел отец, отбрасывая сигареты в сторону. Водитель вздрогнул и прибавил газу. Хотелось сказать, что нет, не курю, но мускулистый Марк не производил впечатления курящего длинные дамские сигареты со вкусом вишни. Я пискнула, пытаясь в одном звуке отразить и согласие, и мольбу о прощении. Отец мельком взглянул на водителя и, щелкнув пальцами, поставил воздушную заглушку между ним и салоном. – Ты хоть понимаешь, что ты устроила на ужине?!

– Мне рассказали, – пролепетала я.

– Рассказали ей! А ты понимаешь, что по газетам мгновенно разлетелись моментографии того, как вы с Лиззи таскаете друг друга за волосы? Все видели, что моя дочь совершенно не умеет вести себя на людях, но это не самое плохое!

Попыталась было представить, что может быть хуже того, что я разнесла ресторан и избила дочку лучшего друга отца, и, честно сказать, ответ знала.

– Самое плохое то, что мою дочь видели в трусах все кому не лень!

– Откуда ты знаешь? – это мой голос или мышка спряталась в омнибиле? – Лиззи сказала?

– А почему бы и нет, – отец стукнул кулаком по стеклу. – Ты же ей рассказала, что меня избрали в Совет пяти. Скажи спасибо, что она и ее помощники не выдали эту информацию прессе.

– Спасибо ей сказать? – не поверила я своим ушам. – Папа, да она кинулась на меня, как… как… неадекватная какая-то!

– Кто на кого кинулся, я видел на моментографиях, – отрезал отец. – Кинулась она, а ресторан разнесла ты! Хватит уже, Лилиана, учись брать ответственность за свои поступки.

Глаза начало жечь от нестерпимой обиды. Да, я виновата. Да, ресторан, да и Лиззи жалко. Но есть же и вторая сторона в конфликте. Почему мой родной отец безоговорочно встал на сторону Лиззи?

– Это просто конкурс, папа, – прошептала я. – Я хочу быть моделью.

– Только через мой труп, Лилиана, – взревел отец. Я почувствовала, как машина затряслась, хотя дорога идеально ровная.

– А Лиззи разрешили!

– Ты не Лиззи Контас! Ты Лилиана Тиррос, и моя дочь будет заниматься социально полезным делом.

– Дворы подметать? – предположила я.

– Нет уж, – фыркнул отец и взглянул на меня таким взглядом, что стало понятно: меня ждет если не принудительное замужество, то что-то близкое к этому. – Ты пойдешь учиться.

– В Академию красоты?! Там же одни тупицы учатся, которым сил хватает только на бытовую магию, но есть деньги, чтобы их обучили ею владеть виртуозно.

И тут же осеклась – а ведь я именно такая тупица. Только мне и бытовая магия недоступна.

– Нет уж, в Академию красоты я хотел отправить тебя раньше, а после того, как ты разнесла ресторан, я понимаю, что есть шансы поступить в Академию власти. Ты не настолько глупа, насколько хочешь казаться, любишь историю, так что станешь знатоком, как твоя мама.

– Да конечно, – психанула я. – Шесть лет в закрытой дурацкой академии где-то в горах, чтобы после ее окончания сидеть в твоем кабинете с бумагами! Да никогда!

– У тебя выбора нет, – отец окончательно успокоился и вернулся к своему обычному деловитому тону. – Я полностью лишаю тебя денежного содержания, забираю твою студию, омнибиль и мини-бук. С «Паннексом» уже связались – твоя моментография снята с конкурса.

– Да как ты смеешь! – Я почувствовала, как в груди разливается холод. – Это же мой омнибиль, ты подарил мне его на восемнадцатилетие.

– Он и остается твоим. Но получишь ты его только после окончания академии.

Омнибиль мягко притормозил – мы подъехали к дому. Я хотела было открыть дверь, но поток воздуха толкнул ее обратно.

– Сегодня последний день лета. Завтра заканчивается распределение. Так что у тебя есть ночь на то, чтобы собрать самое необходимое, а утром я заеду, чтобы отправить тебя в академию.