– Он меня спросил: «Любишь ли ты суженого?»
– Ну и что же ты ему ответила?
Евдокия опустилась на колени, посмотрела на мужа, и слезы в два ручья потекли по её щекам.
– Прости, Порфирий. Виновата я… Грешна перед тобой!
– Убить тебя мало! – сжав кулаки, крикнул Порфирий. – Ступай к нему и живи, как знаешь…
Он резко встал, развернулся и шагнул в сени, громко хлопнув дверью. Евдокия вздрогнула, подняла голову и сквозь слезы, как в тумане, увидела дубовую дверь, которая от удара медленно со скрипом слегка приоткрылась. В образовавшуюся щель ворвался луч света. «Что теперь будет?» – вихрем крутилась в её голове одна и та же мысль, а сердце сжималось то ли от страха, то ли от радости… «Это судьба! – думала она. – А против судьбы идти бесполезно».
Домой Порфирий вернулся поздно ночью и, выпив стакан водки, молча, лег спать. Евдокия долго сидела и плакала, пока муж не захрапел. Накрыв его одеялом, она легла рядом и моментально заснула. Их жизнь, как старая полноводная река, снова вернулась в прежнее русло. Казак Пантелей, если и появлялся у них, то только по праздникам. Узнав о проделках мужа, его жена Марийка, как грозный атаман, взяла нагайку и сказала, словно рубанула саблей с плеча:
– Не смей ходить по чужим хатам и просить, чтоб тебе налили вина. Твоя хата здесь, где жена и дети!
С тех пор Пантелей заглядывал к Порфирию крайне редко и то крадучись, как его соседский кот Васька. В такие случайные вечера, заглянув на огонек, он здоровался, снимал папаху, садился за стол и ждал, когда Порфирий нальет два стакана водки. Евдокия в это время словно нехотя накрывала стол белой скатертью, ставила на него хлеб, в мисках соленые огурцы, квашеную капусту, большие куски вяленого и жареного мяса.
Порфирий, по обыкновению, молча выпивал свой стакан водки и, не закусывая, уходил к своим лошадям на сеновал. Одевшись в овчинный тулуп, он поглубже зарывался в пахнущее клевером сено и моментально засыпал. Возвращался домой под утро, дрожа всем телом от холода. Евдокия смущенно смотрела на мужа, наливала ему в стакан водки, кормила вкусными котлетами из оленины, укладывая спать, укутывая как ребенка в пуховое одеяло. Порфирий, согревшись, снова засыпал богатырским сном.
Алексей Васильевич не любил безделье и сразу же включился в работу по выполнению заданий, которые были даны ему московскими приказами перед убытием на север: беседовал с купцами и промышленниками Архангельска о создании кораблей для промысла рыбы и морского зверя в водах Студёного моря, о претворении в жизнь царского указа, запрещающего иностранным купцам торговать в Мангозее, а при торговле в других местах – взимать с них пошлину в пользу государевой казны. Не забывал Алексей Васильевич и о решении проблем, связанных со снаряжением морской экспедиции на Новую Землю. Его мечта начала постепенно сбываться…
Много работы было и у Порфирия, поэтому возникшие семейные неурядицы как-то сами собой отошли в сторону. С приходом зимы карету пришлось заменить на легкие санки. Для того чтобы возить воеводу «с ветерком», кучер ежедневно менял лошадей. Он уже хорошо знал город… Часто с хозяином бывал на Соломбальской пристани, где подружился с кормщиком Антоном Слетковым.
На пристани жили рыбаки и грузчики – люди простые. Жили бедно, часто впроголодь, особенно в зимнюю пору. Но дружно – нужда сплачивала! К богатству относились философски, считая, что богатство – порок, который порождает зависть, а зависть – зло, ненависть, предательство и подлость…
– Людей подлецами делает сама жизнь, – деловито рассуждал Антон Слетков, раскуривая свою морскую трубку, с которой почти не расставался ни на суше, ни в море. – Подлецы могут оказаться и среди друзей, среди родных и даже среди влюбленных.