Оборванной души,
Проросшая в аорты
Отлюбленной тиши.
Не плачь по мне, не нужно,
Не нежность мертвых слов
Вливается натужно
В мой одинокий кров.
Не плач ночных мистерий,
Безумства и молитв,
Проклятий и безверий
И проигранных битв.
Не плачь над мертвой строчкой,
В ней прежней жизни нет,
За предпоследней точкой
Заледенелый след.
Слова мертвы, в них только
Безвременья вода,
Любви умершей долька,
Да горе не беда.
Соня
Все называть своими именами,
Пытаться, ошибаться, не таить,
Оракулов магическими снами
Запутанную явь переводить.
В пучину погружаться откровений,
Когда вокруг всезнаний пелена,
И исповедь душевных песнопений
Соблазном красит липкая слюна.
Быть снегом талым, не жалеть потери
Покрова зимнего, скрывавшим наготу
Продрогших дней, явившимися Пери,
Целующими солнце на лету.
Сердечный миг… как он сегодня труден
Метаниями «умного» ума,
Который и практичен и зануден,
Почти порой как зимушка-зима.
Как без тебя, Весна… ты без печали учишь
Уроком бесконечным и простым,
Гоняя в поднебесье злые тучи
И наводя бесснежные мосты
Своей любви… её бывает мало,
Как мало слов, чтобы сказать «люблю»,
Как мало глаз твоих, Весна, ты не устала
Так долго спать… скажи-ка: Я… Не… Сплю.
Речка
«…поле гармошкой»
Неля Семиречкина
Издалека река невелика,
Но в ней века облака,
В ней купола и Русь,
Она купала грусть,
В ней не ля, не си
Песни русских синь,
Она и звук и речь,
И берегами плеч
И никла и текла,
И за собой влекла,
Полна водой-бедой
Волнами; чередой
Ее печалей след,
Ее подлунный свет,
Река течет-парит,
Над ней звезда горит,
Как и у всех, одна,
И только ей видна.
Ловец
По краю слов, по кромочке понятий
Бреду я крадучись, боясь спугнуть ловца,
Которому я точно неприятен
И он мне шлет опасного гонца:
Сомненье-мненье червь самообмана,
Затем второго, злую падаль лжи,
И наконец, из бледного тумана
Я вижу опыта коварные ножи.
Я знаю их… предательство знакомо,
Как зев невыносимой темноты,
Но оселки былого бурелома
Пусть не числом богаты, но просты.
Они опора дней, как нитка Ариадны,
Надежда, Вера, Истина, Любовь,
Столпы Души, Велики и Наглядны,
К ним припадал и припадаю вновь.
Двое
От обыденности как бы день нести,
От омыленности будет лень в чести,
В части масть ложись,
В пасти лазь, кажись,
Головою лов голевое слов.
Говорение как варение,
Вар и прение пени трения,
Молча обжиг печь,
Волчьей кожей с плеч,
Речь.
Положа ножи руку на сердце,
Пола ржа межи мукой маслятся,
В уголок платок,
И садок мазок,
Перемелется душ земелица.
В пол-лица.
Сугроб
Был сугроб плечист и важен,
Хоть немножечко обгажен,
Все равно, казалось, он
Царь снегов, но без корон.
Но как только потеплело,
Их величество взопрело,
Завалилось, потекло,
Потому что припекло.
Рядом был, а стал вдруг прошлым,
Белым, грязным, чистым, пошлым,
Разным, разным был сугроб,
И король, и туз, и сноб,
В общем, он не сохранился,
Жару дали, он и слился.
Птица. Часть я
Мне не спится… это лица
Перемалываньем слов,
Мне дивиться? Это птица
Будет виться среди снов.
Птица мчится мной напиться,
Поклевать и вырывать,
Дробный посвист будет длиться,
Литься, биться, завывать.
Взмах крылами ближе, ближе,
Вот уже и птичий крик,
Вот уже кружится ниже
Страшный полуночный миг.
Мельк непрошенного гостя
Черным ангелом блеснул,
На невиданном погосте…
Впились когти… я уснул.
Рубиновое дно
Стих отворяющие
Откровенно… Венно, пульсар подушки,
дежурным часом кровать к себе,
не исповедно; лежа… и ходьбе-
судьбе; усталость мыслящей игрушки.
Накопишь жар, кроишь пожар
терзаний странных; головешки,
горящие немые пешки
ненужных таинств; лишний дар?
До челобитья… рок-уроки
с домашним за-… учителя…
сонм пишу-, ищущих не ля
зги видны иже стоки.
Груженье по-, дум лабиринты,
скольженьем лыбок у-, глазниц,