– Оливер, рад тебе видеть! Мы должны обсудить финальные детали перед открытием. Сообщение от градостроительного комитета… – продолжал Себастьен, когда дверь резко распахнулась, и в кабинет вошёл человек в дорогом костюме – *Николас Дюрваль*, конкурент Оливера и бывший партнёр по проектам, с улыбкой, в которой скрывалась угроза.

– Ах, Оливер, – с сарказмом начал Николас. – Надеюсь, ты не собираешься напоминать мне, что эти ассиметричные изгибы небоскрёба являются величайшим произведением искусства человечества.

– Я не намерен спорить с тобой, Николас. У нас неделя до открытия, и мы должны сосредоточиться, – парировал Оливер, сдерживая раздражение.

– Сосредоточиться? Это мило, но, возможно, мне стоит сказать тебе, что ты рискуешь своей репутацией. Слышал странные слухи о строительных материалах, что используете?

Оливер почувствовал, как сердце колотится, но не поддавался обострению ситуации.

– Если ты хочешь обсудить это, давай сделаем это в более профессиональной обстановке. Я уверен в качестве своего труда, Николас.

– Конечно, уверен. Удачи с твоей «долгожданной» премьерой. Я просто желаю, чтобы не случилось ничего «странного», – произнёс Николас, бросив последний пустой взгляд, и покинул кабинет.

Когда вечер медленно опускался на город, Оливер не мог избавиться от чувства тревоги и растерянности. Небо окрашивалось в яркие оттенки оранжевого и розового, но вместо того чтобы наслаждаться этой красотой, его мысли терзали мрачные предчувствия. Он стоял у окна своего офиса, глядя на улицы Парижа, где жизнь продолжала течь своим чередом. Разруха архитектуры, которую он создал – величественные, но хрупкие линии Стеклянной Дуги, – пришлась бы ему по душе, если бы не те обстоятельства, которые осложняли её завершение. Споры вокруг его работы, напряжение с городским советом и нарастающие проблемы с финансированием ставили его на грань разрушения. Оливер чувствовал, как тяжесть этой ситуации давит на его плечи, превращая яркие мечты в мрачные реалии.

Каждый элемент его проекта теперь становился символом чего-то более глубокого – конфликта между идеалами и реальностью, между художественным порывом и общественными ожиданиями. Он вспоминал часами работе над дизайном, когда вдохновение неожиданно накрывало его, как волна; тогда казалось, что всё можно достичь. Но сейчас, в тусклом свете заката, его собственное творение казалось лабиринтом, в котором он давно потерялся. Оливер задавался вопросом: не стал ли он заложником своих амбиций? Какой смысл в создании чего-то нового, если это новое неминуемо обернётся против него? Эти мысли терзали его, создавая ощущение глубокой неопределённости и страха перед будущим, которое было столь же непредсказуемым, как и сам город, простирающийся перед ним.

Его сердце сжималось при мысли о возможном провале. Он понимал, что переплетение архитектуры с судьбой людей всегда будет сложным, но сейчас он чувствовал себя особенно уязвимым. Вонзающийся в руку холодный металл его карандаша стал хрупким напоминанием о том, как быстро можно потерять всё, что дорого. Оливер закрыл глаза, пытаясь сосредоточиться на дыхании, и, когда он открыл их вновь, его взгляд вновь встретил горизонт. За пределами города – в пустоте возможностей – он искал вдохновение и поддержку, надеясь, что, несмотря на текущие трудности, ему удастся найти новый путь, который выведет его и его проект к светлому будущему.

Пытаясь избавиться от навязчивых мыслей, Оливер решил сделать короткую прогулку по вечернему Парижу. Город, окутанный мягким светом фонарей и доносящийся с улиц смех и разговоры людей, казался ему одновременно живым и далёким. Он шагал по мосту через Сену, наслаждаясь свежим воздухом, который помогал унять тревогу. Вода под мостом блестела, отражая огни города, и это зрелище добавило ему немного оптимизма.