– Ты откуда?

– Я рюкзак решил отдать и спросить, как ты себя чувствуешь?

– Нормально я себя чувствую. Рюкзак положи на тумбочку и можешь быть свободен.

Я замер с рюкзаком в руках около кровати девушки. Она вопросительно на меня посмотрела.

– Чего ты замер? Рюкзак на тумбу положи говорю!

В моей голове не укладывалось, почему столь милая девушка, постоянно грубит? Она не просто держала дистанцию, а будто от кого-то оборонялась.

– Я оплатил все больничные расходы, так что, можешь быть спокойна, – зачем-то произнес я.

– Мне теперь тебе что, спасибо сказать, что ли?

– Молодой человек, время посещения окончено. Покиньте пожалуйста палату, – попросила, заглянувшая к нам медсестра.

Положив рюкзак на прикроватную тумбу, я попятился к выходу.

– Я зайду завтра.

– Это еще зачем? – спросила Молли.

– Проведаю, как ты.

Молли больше ничего не произнесла, лишь косо на меня посмотрела.

Я пошел домой. Весь вечер, бродя по своей скромной квартире, вспоминал большие зеленые глаза девушки. Хотелось, чтоб как можно скорее, наступило завтра.

Несмотря на осенние дожди, все еще сохранялась теплая погода. Я открыл настежь кухонное окно. Закурил, глядя с пятого этажа на широкие улицы огромного города.

Здесь, на окраине Чикаго, всегда было шумно. Без конца курсирующий в разные стороны транспорт, жил своей жизнью. С севера, легкий ветер доносил гул двигателей, приземляющегося самолета. Под моими окнами, с включенной сиреной и на полном ходу, пролетела скорая помощь.

Прогнав тяжелые дождевые тучи, над городом повис огненно-желтый месяц. В квартире, которую я снимал уже более пяти лет, невзирая на выключенный свет, стало необычайно светло.

Я докурил, еще немного постоял у открытого окна и отправился спать. Даже сейчас, лежа в кровати, и медленно погружаясь в сон, я думал о ней – о Молли.

Рассвело. Перед работой я заскочил в больницу. Молли не спала, как и прошлым вечером, потупив взгляд, смотрела в окно. Завидев меня, не стала возмущаться. Еле заметно улыбнулась краешком губ.

– Привет! Как ты? – полный решимости, начал я разговор.

– Прекрасно! – приглядываясь ко мне, ответила девушка. – Может ты для начала представишься, лейтенант?

– Джереми. Джереми Скот, – тут же произнес я.

– Кажется, мое имя тебе уже известно. Зачем пришел? Я никаких заявлений подавать не стану.

Молли тут же изменилась в лице. Облокотившись на кровать, приподнялась.

– Я сама ударилась. Слышишь, сама!

Девушка кого-то выгораживала. Увидев меня в полицейской форме, испугалась, что я стану брать у нее показания, задавать вопросы о происхождении огромной гематомы на лице.

– Я здесь не за этим, – пояснил я. – Хотел убедиться, что с тобой все в порядке. Принес тут кое-чего.

Я положил на прикроватную тумбу плитку шоколада и фрукты. Скромный букет цветов, купленный по дороге в больницу, вручил девушке.

– Странный ты какой-то, – добавила она, вместо «спасибо».

– Я тут узнал, завтра тебя уже можно выписывать. У тебя бостонская прописка, как оказалась в Чикаго?

– Послушай, я же сказала, со мной все в полном порядке. Можешь уже оставить меня в покое?

– Я лишь хотел уточнить, тебе есть куда идти?

Молли усмехнулась.

– Хотел предложить остаться у тебя?

Прямота и непредсказуемость Молли сбивали с толку.

– Нет, – почему-то испуганно ответил я. – Но, если тебе некуда идти, мы могли бы что-нибудь придумать.

– Не заморачивайся, лейтенант Скот. Мы, в моем лице, уже над всем подумали.

– Поправляйся, – произнес я, медленно направляясь к выходу, – и вы, поправляйтесь, – добавил, обращаясь, к соседке Молли по больничной палате.

Сейчас, мне стало любопытно, кто она, чем занимается, по какой причине оказалась в Чикаго, почему с синяком под глазом, и кто его ей оставил? От части, мной руководила профессиональная привычка, в большей степени, личный интерес.