Табор в лучах утреннего света пестрел кибитками, яркими шатрами и дымящимися кострами. Женщины собирались на базар, ребятишки весело бегали друг за другом. Издали доносился громкий крик младенца. Старая цыганка-знахарка Зара, принявшая тяжелые роды, сидела возле шатра роженицы, протирая свои руки остывшей за ночь золой, и что-то бормотала. Затем она встала, вознесла руки к небу и трижды наотмашь бросила золу по ветру.
Шандор и Петша, недолго понаблюдав за происходящим, уверенными шагами направились к самому большому шатру.
– Здоровья и силы тебе, отец! – сказал Шандор вышедшему навстречу из шатра крепкого телосложения пожилому цыгану. – Смотри, какого я коня привел.
– Мир вам, ромалэ! Хорош! Хорош! – проверяя зубы, копыта и по-хозяйски осматривая добычу сына, одобрил барон.
– Вороной, удалой! Козырной конь! В седле не ходил, повозки не возил! Земли не пахал, хвостом, гривой махал! – скороговоркой, нараспев расхваливал жеребца довольный собой и другом Петша.
– Обучай, Шандор, под себя удальца! С ним кроме тебя никто не справится, – сказал отец, похлопав сына по плечу. – А ты, Петша, приходи ко мне вечером, дело есть для тебя, – тихо проговорил барон, слегка повернув голову в сторону гостевого шатра. Ветерок играючи тронул седые его кудри, будто намекая на важное дело.
Петша, погладив ласково коня и поцеловав его в морду, довольно подмигнул Шандору.
– Джан, ромалэ! Джан! – Барон торопливо махнул руками в противоположную сторону давая понять, что нужно поскорее уйти с конем подальше от этого места.
– Эх, был бы я годков на двадцать помоложе, я бы и сам его обучил, – сказал Петша. – Надо его к реке отвести, страх с него смыть. Пусть забудет прошлую жизнь. Теперь он твой друг, твои глаза и твои ноги! Давно я хотел отблагодарить тебя, брат. Если бы не ты, сидеть бы мне в кутузке! Ну а теперь моя душа поет! Рад, что тебе пригодился.
– Пусть поет твоя душа, Петша! Пусть она никогда не заплачет от горя. Вот давно хочу спросить тебя, что ты шепчешь коню? Научи меня.
– Скажу тебе, брат! Я говорю коню, что он сильнее ветра, ласковее солнца, нежнее шелка его грива, крепче гранита его копыта! Говорю, что ему на воле стрелой летать, воздух рассекать! На дыбы вставать – до луны доставать… Много чего говорю я коню, говорю, что водой родниковой напою, чистым овсом накормлю, с яхонтами сбрую подарю, в гриву шелковые ленты вплету… Краше его никому не бывать! Друга вернее хозяина вовек не сыскать! Так говорю.
– А когда лошадь жеребилась, мучилась, ты ей эти же слова говорил?
– Э, нет, тогда надо по-другому.
– Расскажи, научи меня!
– Расскажу как-нибудь.
– Почему не сейчас?
– Ну ладно! Настырный ты, – улыбнувшись, сказал Петша.
Долго рассказывал Петша свои шепотки, мягко ступая по сочной луговой траве. Так, в разговоре, они дошли до речки. Петша, смыв усталость чистой речной водой, задремал, лежа на теплой земле в тени старого дуба. Искупавшись и помыв коня, Шандор привязал его к дереву. Приближался полдень. Красавец цыган, играя мышцами, надев рубашку и свой пояс, тоже прилег рядом с Петшей. Бессонная ночь напоминала о себе легкой дремотой.
– Ты поспи, Шандор, а я посижу, подежурю, – предложил Петша, усаживаясь поближе к дереву. – Я обманул сон, пока ты коня купал. Скажи только, как назовешь его?
– Какарачи, – сквозь сон пробормотал Шандор.
Ранним воскресным утром кузнец Федор и двое его братьев запрягли гнедую кобылу и отправились на базар. Путь был неблизким. Красное утреннее солнце поднималось по небосклону все выше и выше. Дорога до уездного городка пролегала через березовую рощу. Разноголосый птичий гомон бодрил и радовал одновременно все вокруг. Но не было радости на душе Федора. Вот уже несколько дней, как пропал молодой конь Булат. Никто его не видел и ничего не слышал о нем с тех пор. Совсем маленьким стригунком получил Федор Булатку в подарок от старшего брата на свою свадьбу. Самый дорогой подарок для души и для хозяйства. В это лето кузнец собирался сам объезжать своего любимца. Не хотел он, чтобы его коня приучала к седлу чужая рука. Не думал Федор, что вот такая беда может случиться в его хозяйстве.