Под ним скрывались какой-то громоздкий прибор, сплошь опутанный проводами, а также большой телеграфный ключ.

– Предлагаю вашему благосклонному вниманию, господа, беспроволочный телеграф!

– Как это? – удивился Верховский, оказавшийся ближе других к загадочному устройству.

– Он состоит из искрового передатчика и детекторного приемника, – продолжал пояснять Владимир Степанович. – Имея два таких комплекта, можно обеспечить устойчивую связь между кораблем и берегом, или несколькими кораблями в море, или же отдаленными пунктами на суше, между которыми по каким-то причинам затруднительно провести телеграфные провода.

– И что же, это работает? – не скрывая скепсиса, спросил адмирал.

– С помощью передатчика можно послать искровой сигнал, который и примет приемник. И если на то будет ваше позволение, то мы это немедля продемонстрируем.

– Вы?

– Ну, не совсем мы. Для работы с ключом приглашены два опытных телеграфиста с Кронштадтской станции. Прошу любить и жаловать, господа.

«Опытные телеграфисты» оказались усатым коренастым техником средних лет и совсем юным коллежским регистратором в новеньком вицмундире. И тот и другой чувствовали себя в блестящем обществе офицеров флота немного скованно, но старались не подавать вида.

– Ну, хорошо, приступайте.

– Соблаговолите написать сообщение, которое будет передано. Что-нибудь морское.

Услышав это предложение, Пилкин пожал плечами и написал на листке несколько слов, который у него с поклоном принял чиновник, занявший место у ключа. На долю его товарища достались наушники и через минуту они были готовы к работе.

Для начала регистратор передал несколько цифр на пробу, после чего, убедившись в работоспособности системы, начал передачу. Телеграфист уверенно записывал полученные сигналы на листок, а затем принялся за их расшифровку.

Надо сказать, что особого впечатления это действо на собравшихся вокруг господ офицеров не произвело. Стучал молодой человек довольно громко, и все решили, что техник вполне мог воспринять этот стрекот на слух и потому записал без ошибок. Но стоявшие с непроницаемыми лицами Барановский с Будищевым стоически выдержали и недоуменные взгляды, и шепотки с смешками, пока во входную дверь громко не постучали, после чего на пороге появился новый гость, в котором большинство присутствующих тут же признали лейтенанта Константина Нилова, командовавшего миноноской «Палица», в отряде Макарова. Нимало не смущаясь, он прошел к кафедре и, отдав честь начальству, бодро отрапортовал:

– Разрешите доложить, ваше превосходительство. По беспроволочному телеграфу получено сообщение, которое я имею честь вам представить!

С этими словами он протянул удивленному Пилкину конверт. Адмирал немедленно открыл его и, прочитав сообщение, гулко захохотал:

– Каково, господа!

– Что это значит? – подозрительно поинтересовался Верховский и, схватив бумагу, громко прочел «Команда имеет время обедать». Затем резко обернувшись к Нилову, капитан первого ранга прошипел голосом, не предвещавшим ничего доброго:

– Господин лейтенант, где вы взяли эту бумагу?

– В соседнем доме, – ответил тот.

– Но… каким образом?!

– Там стоит такой же аппарат, который и принял эту телеграмму. Техник её записал, а я доставил вам.

– Радиограмму, – поправил его Будищев. – Это радио.

– Да-да, вы говорили, – кивнул Нилов.

– А давно вы знакомы с этими господами?

– С Владимиром Степановичем ещё до войны имел удовольствие свести знакомство. Что же касается отставного унтер-офицера Будищева…

– Как вы сказали?

– Так и сказал, унтер-офицер Будищев. В минувшую войну он служил под командованием подпоручика Линдфорса, с которым мы дружны ещё со времен детства. Я тогда только что принял минный катер «Шутка», поврежденный после атаки, предпринятой накануне лейтенантом Скрыдловым. И этот унтер-офицер, впрочем, в ту пору ещё рядовой, ухитрился починить нам гальваническое оборудование, а позже участвовал в атаке турецкого парохода, а после неё в перестрелке с башибузуками, за что я представил его к знаку отличия военного ордена.