Когда-то Колен обнимала его, и ей было приятно просто оттого, что парень рядом, что он никуда не уходит. Макс умел излучать хорошее настроение и дарить его окружающим. Он учил любить жизнь, видеть счастье в мелочах. Он учил самой жизни. И как бы сложно и гадко ни было, когда кто-то приходил к нему, неважно, за поддержкой или просто так, становилось легче абсолютно всем и без исключения. Сердце успокаивалось, душа теряла тяжесть бремени, дышать было легче.

Рен впервые почувствовал, как тяжело было Колен. За это умение он благодарил Макса, словно тот отдал ему частичку себя для того, чтобы он смог поддержать Эльзу так, как когда-то это делал её любимый шатен. Ламберт буквально впивался в материю, что была на Колен, не в силах её успокоить. Парень чувствовал себя максимально беспомощным, уязвимым рядом с плачущей девушкой. Её слёзы не унимались.

– Прости меня, – тихо шептал Рен ей в макушку. – Прости. Я не спас его. Я не помог тебе. Не сохранил его для тебя, для нас.

С каждой пророненной слезинкой Рена на её волосы она чувствовала его искренность в каждом слове. Дрожащими холодными руками она гладила его по спине, стараясь не плакать, но становилось только хуже. Слёзы не унимались, скорее, наоборот, поток чувств обоих усиливался. Будто бы сам организм говорил: надо выпустить всё сейчас, иначе потом будет хуже, потому что будет поздно. Рен нежно целовал мокрую макушку Колен, не желая оставлять её здесь совершенно одну. Знал, что её могут обидеть и растерзать не только на стрелках, но и парни со своими чувствами. Брюнет понимал, что он должен был её защищать, он пообещал на похоронах Максу, он дал слово, которое не мог сдержать не по своему желанию.

– Рен, я, – она так и не смогла договорить, что любит его. Любит, как прекрасного человека, как хорошего друга, как настоящего брата. – Я не хочу тебя отпускать. Пусть все подавятся. Ты никуда не должен уезжать. Здесь мы, здесь он. Здесь я, – последние два слова она почти шептала, чтобы не казаться навязчивой. – Ты никому и ничего не должен. Просто останься!

– Колен, прошу. Пойми меня, я уезжаю не по прихоти родителей, а по своему желанию. Я принял решение, что должен уехать, даже вопреки своей воле. Возможно, так тебе станет легче. Ведь всё это началось из-за меня. Из-за того, что вы приняли меня. Прости, – он всё ещё шептал слова извинений.

– Но, Рен, ты не можешь быть таким эгоистом, – она резко отстранилась и посмотрела на него глазами, полными слёз и отчаяния. – Ты не можешь оставить меня после всего того, что тут было, – её руки впились ему в плечи, не желая отпускать ни на минуту. – Ты не виноват, что его больше нет. Это моя вина! – она почти кричала в истерике.

– Да с чего ты это взяла?! Ты тут при чём? Ты сделала всё, что только смогла. Ты была с ним до самого конца, как и обещала! Здесь нет твоей вины, – крик сменился на тихий шёпот.

Ламберт больше не мог кричать на Колен, понимая, что она желает ему только лучшего. Она хотела уберечь его от напастей окружающих. Она хотела, чтобы ему было легче, ведь эта пара лечила друг друга лишь своим присутствием, словно сам Макс был рядом с ними. Внезапно даже для самой себя рука Эльзы нежно коснулась руки Рена, и тот мгновенно успокоился. Его удивлённый взгляд поднялся на неё. Шатенка лишь нежно улыбнулась, вытирая свои слёзы. Так она старалась поднять ему настроение, дать понять, что всё не так плохо. Так она просила прощение за своё истеричное поведение, за свой срыв. Лучи солнца переливались на золотистых волосах девушки красивым отливом, словно зло играли со скрытыми чувствами Рена к девушке, показывая её в новом виде, во всей красе. Он, заворожённый её красотою, тут же застыл на месте, стараясь не дышать, чтобы не спугнуть момент уединения. В таких случаях парню казалось, что они одни в мире. Казалось, что никто не может нарушить их идиллию, что она уже принадлежит ему, но он не мог. Рен не мог поступить так подло по отношению к Максу хотя бы из-за уважения к шатену.