Услыхав такое, Иван сразу насторожился, открыл глаза. Спиридон будто не заметил заинтересованности царя, замолк, старательно орудуя ширинкой между пальцами. Иван строго поторопил:

– Ну, чем обманул? Откуда взял?

– Это Юрша-то? Волк вовсе не на коня напал, а на боярышню Таисию. Их малайка Васек про то сказывал. Боярышня, вишь, мужиком вырядилась, на травлю увязалась… – Спиридон, основательно привирая, рассказал о происшедшем.

Иван, узнав главное, потерял интерес к дальнейшему. Под монотонное журчание голоса он задремал… Увидел себя на охоте, волк уходит, Казань уходит, а Ворон пнем стоит, плетку измочалил о него, он же ни с места. Вдруг сбоку Данилка, боярский сын, насмехается, лицо его вытягивается и превращается в волчью морду со страшным оскалом. Дрема соскользнула, и слышит Иван:

– …А еще, юродивая пришла… – Иван повел рукой. Спиридон, не заметив, продолжал: —…Грыжу боярину вылечила…

Иван сильно толкнул ногой Спиридона в плечо, того как не бывало: подхватив бадейку с водой, платы, ширинки, он исчез.

Минуту спустя государь захрапел как простой смертный.

11

Скрипнула дверь. Спиридон, будто подтолкнутый, оказался перед вошедшим. Узнал духовника царя, попа Сильвестра. Царь разрешил священнику приходить к нему в любое время дня и ночи, но здесь, в Тонинском… Спиридон тихо предупредил:

– Государь изволит почивать.

Сильвестр посохом отстранил его, с поклоном перекрестился на иконы, повернувшись, перекрестил Спиридона и сказал довольно громко:

– Пусть спит, посижу аз.

Прошел в передний угол, поправил фитилек лампады, опустился на скамью и, поставив перед собой посох, оперся на него подбородком. Спиридон недовольно отступил в угол.

Иван спал чутко. Появление Сильвестра обеспокоило его: зачем старик приехал на ночь глядя? Наверное, что-то важное привело его из Москвы… Однако не хотелось расставаться с приятной дремой и вести серьезный разговор.

Сквозь смеженные веки он смотрел на священника. Мигающий свет лампады падал на лики святого Николая и Сильвестра. Что-то общее было между ними. Может, спокойная мудрость?.. Или твердая уверенность в тленности всего сущего?.. Ряса у Сильвестра сильно поношена, простой железный нагрудный крест без единого камешка… Вот ведь человек: духовный наставник царя, а для себя ничего не хочет. Приношений не приемлет, званий церковных не ищет. Так и числился простым пресвитером Благовещенского собора… А может, и впрямь святой?! Эта мысль испугала Ивана: святой сидит смиренно, ждет, а он, царь, как последний раб, притворяется спящим!

Иван решительно поднялся с ложа, подошел к Сильвестру:

– Благослови, отче.

Сильвестр медленно поднялся, не отрывая сурового взгляда от лица царя, благословил: «Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, ныне и присно». Протянул крест, Иван поцеловал его и, приложившись к сухонькой руке священника, спросил:

– Как здоровье твое, отче? Все ли ладно на Москве?

– Живот мой в руце Господней. На Москве все ладно. Царица наша, жена твоя Анастасия, и преподобный митрополит Макарий со всеми иерархами ждут. – Голос Сильвестра окреп, появились обличающие ноты. – На завтра ты, государь, назначил молебствование о даровании победы воинству христианскому над казанцами, неверными агарянами. Все уже в сборе днесь, а государя нет! Государю недосуг, гонцов шлет! И что же узнаю? Ввергли его люди злые в греховные игрища. Про пост забыл, Божьих тварей предавал смерти мучительной. Господи! Прости грехи его вольные и невольные!

Сильвестр отвернулся от царя к иконам, долго крестился, читая молитву.

Спиридон из своего темного угла видел слегка сутулую черную фигуру попа и покорно стоящего царя, который в смущении, как провинившийся, оправлял рубаху под пояском. И так-то не в первый раз. Удивительно! Какая же сила должна быть у этого старца, чтобы держать в руках всесильного повелителя! Спиридону стало страшно, он принялся креститься.