Пилоты вернулись назад и обосновались лагерем на самом краю лощины, где меньше чувствовалось дыхание ветра со снеговых вершин и не так сильно, как внизу, давили абсолютные потёмки.

По ночам, когда все на корабле спали, пилоты обследовали местность вокруг, осторожно маскируясь, чтобы не было видно со звездолёта. Но за пределы его защитного поля они не выходили.

В нетерпеливом ожидании они провели на поверхности планеты целую неделю. Пилоты изучили окрестности космолёта в пределах его энергетического щита до мельчайших подробностей, но ничего интересного не нашли. От нечего делать, взяли несколько проб грунта и местной воды, небольшая лужица которой обнаружилась на дне оврага. Если поначалу затея представлялась экипажу весёлой прогулкой, то в конце концов команда устала от безделья до изнеможения. Семь дней в скафандрах на голых скалах в постоянном напряжении и ожидании – хорошего в этом было маловато. Не нравилось членам экипажа и мерцающее синеватое гнилостное свечение, возникающее с завидной периодичностью в одном и том же месте над расселиной. Впрочем, особых хлопот оно не причиняло, а разобраться, чем оно было вызвано, им так и не удалось. Спускаться на самый низ ущелья никому не хотелось. У всех оно вызывало тяжёлое, тягостное чувство. Всё чаще и чаще в команде вспыхивали стычки и ссоры, рождавшиеся, как правило, из-за пустяков. Тенгелу и самому перестала нравиться эта задумка с засадой. И настроение невольно портилось.

Он пришёл к выводу, что в рассуждениях капитана, с первого взгляда кажущихся логичными, где-то был допущен серьёзный просчёт. Ошибка, которая не позволит им улететь с данной планеты, не даст им шансов на привычную жизнь. Его не радовали находки механиков, обнаруживших два автоматических приспособления, явно предназначенных для передвижения по поверхности. Брайан был прав – ничего пригодного для починки космического корабля у них по-прежнему не было.

«Мне 30 лет, я молод и полон решительности, и что же? Я вынужден прозябать на этой проклятой богами планете, даже не отмеченной на картах! Заниматься добыванием себе пропитания, собирая и пробуя по листочку: а что это тут у нас растёт? Авось это съедобно, и мы можем протянуть ещё сутки-другие. Зачем? С какой целью это всё?

Моё имя знали во всей Галактике, оно наводило жуткий страх на всех. Им пугали непослушных детей! И что же теперь, вот так жить, пока нелепая случайность или старость не прервёт эту бесконечную пытку?! Нет, так не должно быть; мы можем что-то сделать, мы должны что-то сделать! Лучше уж сражаться с армадой императорских космолётов, но хотя бы умереть в славном бою, а не сгинуть безвестно в какой-то дыре на краю Вселенной. Надо уговорить капитана слетать на это чёртово плато. Я прямо-таки ощущаю, что там что-то должно быть. Мы не можем сидеть и ждать милости, мы должны взять инициативу в свои руки», – подобные тяжёлые раздумья всё чаще и чаще посещали помощника капитана и, по-видимому, не одного его. Первый пилот тоже ходил мрачнее тучи.

– И чего, долго мы ещё тут торчать будем? – задал он как-то вопрос Тенгелу, когда поблизости никого не было. – А если они не прилетят?

– Что ты предлагаешь?

– Плюнуть на всё, разгрузить по возможности корабль, рассчитать траекторию да и махнуть отсюда куда подальше.

– Ну ты даёшь! – изумился Тенгел. – Махнуть… а на сколько у нас топлива хватит? Ну, взлететь, я согласен, мы взлетим, ну, даже выберем траекторию, и на остаточной скорости поползём всю оставшуюся жизнь?

– Но что-то ведь делать надо!

С этим Тенгел не мог не согласиться:

– Что-то надо! Вопрос только – что? Бездумно лететь на неисправном корабле практически без топлива? Вряд ли это хороший вариант. Но нет ничего невозможного, пока ты жив, есть только то, что не хочется делать. Остаётся решить, чего мы хотим, и сделать это: найти топливо и починить космолёт. Я это говорил и повторять буду, иначе мы тут и будем сидеть, пока либо друг другу глотки не перегрызём, либо не расползёмся в разные стороны как тараканы.